И никого не стало…
Шрифт:
– Да это просто цугцванг какой-то, – бормотал побледневший прокурор. – Какой шаг ни сделаешь, становится только хуже…
– Так, неуважаемые господа! – вдруг вскричал Эдуард Владимирович, делая решительное лицо. – Почему бы нам, в конце концов, не осмыслить, что тут происходит, и не провести собственное расследование? Троих уже нет, будем дальше ждать?
– Надо же, Эдуард Владимирович, – недоверчиво пробормотал Волостной и уставился на «переменчивого» полковника, как старик Хоттабыч на золотую рыбку. – Вы решили взять на себя бразды правления? А почему, позвольте поинтересоваться?
– А потому, что я точно знаю, что я ни в чем не виноват и никого не убивал! – выпалил полковник.
– Вы
– Зато я этого точно не знаю, – отрубил полковник.
– Прошу прощения, Эдуард Владимирович, – подал голос оживающий адвокат, – но мы все тоже точно не знаем, что это были не вы.
– Да что вы тут мелете? – завыла Екатерина Семеновна. – Вам больше не о чем поговорить?
– Априори допускаем, что в доме, помимо нас и этих… – полковник выразительно кивнул на потолок, – никого больше нет. Это так?
– Такое можно допустить, – пожал плечами следователь. – Но кому это точно известно?
– Априори допускаем, что эти двое убогих к убийствам непричастны, так?
– Думаю, что да, – признал Волостной. – В коридор они выбраться не могли – это сто процентов. Старый дедовский метод – волосинка в двери. Перед тем как к ним войти, я убедился, что она на месте. Окна запечатаны, их комнату мы осматривали. КАК, полковник?
– В таком случае я вас всех поздравляю, – отрубил Эдуард Владимирович. – Один из присутствующих – убийца. Причем я точно знаю, что это не я.
– Но зачем? – вскричала Ольга Дмитриевна, отодвигаясь подальше от компании – как будто один из них мог немедленно вскочить и начать действовать.
– Да ни зачем! – воскликнул оскорбленный адвокат и заметался вдоль камина. – Мы все – именно те, за кого себя выдаем! Самозванцев нет! Крыша поехала у кого-то из вас? Охотно допускаю – у самого едет. Но он сообразил, как это сделать незаметно, и до сих пор не подает сигнала. Объясните мне глубинный смысл этих действий.
– А вдруг один из вас связан… с теми людьми? – Ольга Дмитриевна испуганно покосилась на разбитый телевизор.
– Ага, грехи искупает, – захохотал прокурор. – Поменьше читайте детективов, Ольга Дмитриевна.
И он уставился на Ивана Петровича, который выглядел так, словно расстрельный взвод уже передернул затворы.
– Вы, конечно, не храбрец, Иван Петрович, но не слишком ли преувеличен ваш страх?
– Вы того, да? – покрутил пальцем у виска чиновник.
– Почему убили только троих? – изрек адвокат. – Поймите меня правильно, господа… Если кто-то здесь собрался поубивать нас всех, почему погибли только трое?
– Объясню, – охотно вызвался Волостной. – Остальные закрылись в своих комнатах. Лично я закрылся. Да еще и стулом подпер. Арнольд Генрихович отлично подставился, спустившись среди ночи в гостиную. Буревич и Гусь были пьяны настолько, что просто не подумали, что можно воспользоваться замками и запорами. Почему не убили Эдуарда Владимировича, спавшего в гостиной… вопрос интересный. Возможно, убийца решил, что не справится с физически развитым полицейским офицером. Возможно, что-то его спугнуло. Возможно, Эдуард Владимирович – сам убийца.
– Мое терпение не безгранично, Игорь Константинович… – прорычал полковник, хватаясь за сигарету.
– Слово «Месть», нацарапанное над трупом Гуся, считаю жалкой попыткой взвалить свои грехи на плечи таинственных «мстителей», – невозмутимо продолжал Волостной. – Такая тщательная подготовка, связанная с нашим похищением, – и после этого царапать что-то на стене обломком штукатурки? Не верю, господа. Возникает еще один немаловажный вопрос, – он угрюмо обозрел подавленных людей. – Нас вчера уверяли зловещим голосом с экрана телевизора, что дом напичкан записывающей аппаратурой и трансляция якобы идет в Интернет. Мы убедились, что записывающая аппаратура в доме присутствует. Получается, что убийства были аккуратным образом засняты? Это как-то странно, согласитесь. Если Федора Михайловича и Владимира Ильича прикончили в темноте, то Арнольда Генриховича – в ярко освещенной гостиной. При этом убийца не знал, где именно расположены камеры. Полный сюр, если не ошибаюсь. Возникает несколько выводов. Первый: убийца – дурак. Второе – он был уверен, что запись, а тем более трансляция не идет. Аппаратура имеется, а записи нет, понимаете?
– Признаться, не совсем, – озадачился прокурор.
– Версия в качестве бреда: он сам же ее и отключил.
– Такой грамотный? – удивился адвокат.
– Ну, вы же грамотный, Генрих Павлович.
– Ну, не настолько… – адвокат смутился и как-то нервно заерзал. – Не знаю, почему вы на меня так смотрите, Игорь Константинович, но лично я сегодня ночью убийствами не промышлял и запись не останавливал. Простите, не знаю, как это можно сделать. Выпито вчера было предостаточно, но память не отказывала, я прекрасно помню, как поднялся на второй этаж, оккупировал первую попавшуюся комнату, включил свет, заперся на задвижку и всю ночь наслаждался ароматами старых одеял и покрывал. Замерз, как суслик, но проснулся не от холода, а от вопля нашей любезной Валентины Максимовны – кстати, любые вопли в этом доме отлично разносятся по каналам вентиляции и отопления. Было такое ощущение, что она орет в соседней комнате.
– Поговорим об остальных, – подал голос полковник. – Мы должны восстановить картину.
Но картина еще больше запутывалась. Следователь ночевал в комнате, расположенной напротив той, которую прибрал к рукам адвокат. Полковник отключился в кресле у камина и что-то не мог припомнить, чтобы ночью просыпался, где-то гулял или хороводил вокруг елочки. Прокурор Головач на второй этаж не поднимался. Выйдя из гостиной, повернул направо, вошел в коридор и толкнул первую попавшуюся дверь. В комнате имелось электричество, кровать, калорифер и достаточное количество одеял. За ним бежала и наступала на пятки Валентина Максимовна, умоляла не бросать ее в столь сложный жизненный момент. Несложно догадаться, что спали эти двое крепко обнявшись. Поначалу Иннокентию Адамовичу пришлось наслаждаться ее лебединым плачем, потом судья уснула, а за ней и сам прокурор. «Был ли секс?» – не удержался от ехидной ремарки полковник. Секса не было, и свою порцию матерков от взбешенной женщины Эдуард Владимирович получил. Почему Валентина Максимовна оказалась в девять утра в гостиной, внятно объяснить она не могла. Наверное, водицы захотелось испить? Ну, точно, она пыталась разбудить своего партнера, но тот храпел и пускал пузыри, и она отправилась одна. Гостиная-то рядом. Вошла, а там такое…
Екатерина Семеновна тоже не поднималась наверх – из гостиной повернула налево, пробежала мимо лестницы, вторглась в какое-то темное помещение, упала, запнувшись о тумбочку, нашла выключатель, в общем, натерпелась… Да, она почти уверена, что воспользовалась задвижкой. Ночью ее терзали кошмары, надвигалось предчувствие большой беды.
– Она храпела у меня за стеной со всеми своими предчувствиями, – тихо поведала Ольга Дмитриевна. – Во всяком случае, какое-то время храпела, ругалась во сне, а потом я уснула. А что касается акустики в доме, то Генрих Павлович прав – то, что происходит в гостиной, благополучно разносится по всему дому. Когда Валентина Максимовна стала орать, у меня чуть решетка из воздуховода не вывалилась. Кстати, после этого мы с Екатериной Семеновной выскочили из наших комнат одновременно – впрочем, не знаю, заметила ли она меня…