И никто, кроме нас. Спасти адмирала Макарова.

Михайловский Александр Борисович

– Честь имею, Михаил Васильевич!
– откланялся Эбергард, - а теперь позвольте пойти и обдумать ваши слова. Мы то немцы привычны к порядку, так что за себя я не боюсь, но для большинства русских это будет шоком.

– Честь имею, Андрей Августович, - откланялся я в ответ, - а куда они денутся с подводной лодки? Земля-то маленькая, и круглая. А их дети и внуки нам еще и спасибо скажут.

– Не скажут, - повернулся от дверей Эбергард, - они же никогда не узнают, из какой кровавой трясины вы их вытаскиваете.

– Не скажут, так не скажут, - согласился я, - не за спасибо работаем - за идею!

26 марта 1904 года, 09-42 по местному времени.

острова Эллиота, полевой лагерь учебной бригады

морской пехоты.

подполковник Новиков Александр Владимирович.

Только что завершилось общее построение бригады. Ровные коробки рот стояли в едином строю. Они пока еще одеты либо в пехотное белое, либо в морское черное, но "Трибуцем" уже захвачены трофейные штуки отличного британского сукна цвета хаки, что позволит ввести в бригаде свою форму одежды лишь минимально отличающейся от привычной в нашем двадцать первом веке. Кстати, Дарья Михайловна обещала, что ее девочки обслужат бригаду качественно и в кратчайший срок, ибо в этом веке еще не родилась кореянка не умеющая шить. А из Мукдена уже едут два десятка швейных машинок Зингер с ножным приводом, это все что нашлось на местных складах фирмы. Этот заказ, по просьбе Пал Палыча, оплатил управляющий Наместника. Сам Евгений Иванович в ответ на просьбу только махнул рукой, - Чего уж там, свои люди, сочтемся.
– но, сказать честно, все это было это надо вчера, поскольку сегодня завершился первичный отборочный цикл обучения морских пехотинцев и сейчас те из кандидатов, что успешно прошли отбор, уже превратились в курсантов. Вот тут бы их и одеть в новую форму, но, увы, за неимением гербовой, пишем на простой. Но вот сводный оркестр доиграл "Прощанье славянки" и наступила тишина. Кстати этот самый оркестр еще одна примета, что временное собрание вооруженных людей превращается в полноценную военную часть. Теперь у меня даже есть временно исполняющий обязанности начальника штаба, это всем хорошо знакомый Александр Петрович Агапеев. Так что парадокс, командир бригады по званию младше начальника штаба, хотя ситуация в данном случае кристально прозрачна, после первой же успешной десантной операции получит Александр Петрович погоны генерал-майора и рванет вверх, только успевай задирать голову. А пока у меня есть очень хороший начальник штаба, который позволил мне снять себя все вопросы за исключением непосредственно учебного процесса. Помню тот разговор с Наместником Алексеевым, когда я попросил у него хорошего начальника штаба для бригады.

– А чем же тебе, подполковник, Александр Петрович Агапеев плох? Все равно он пропадает у тебя и днем и ночью, совсем свои дела в штабе Макарова забросил. Вот мы и переведем его к тебе, начальником штаба, пока. Вот ты его своей тактике учишь, так учи до конца. Вот в деле с тобой побывает, тогда и посмотрим, что выйдет и из него и из всей этой затеи. А штабист он отменный, мне его все хвалили. Да и Степан Осипович против не будет, я уже говорил с ним.
– вот именно это "Степан Осипович" сказанное без скрежета зубов тоже есть очередная примета нового времени, притираются господа адмиралы к друг другу, начинают понимать и принимать.

Кроме оркестра и начальника штаба в бригаде теперь есть батюшка, отец Спиридон. Сначала этот вопрос всех поставил в тупик. Конечно, было понятно, что в нынешних условиях без священника никуда. Но вот задача, батюшка это такая штатная единица, что он очень быстро будет знать о бригаде в частности, и об островах Эллиота вообще ВСЕ! Очень не хочется выпускать тигра из клетки, с явной перспективой того, что невозможно будет загнать его обратно. Но и без священника тоже нельзя, вот ведь парадокс. И тут в Порт-Артур прибывает отец Спиридон, благословленный святым отцом Иоанном Кронштадским на подвиг - служить священником на поле боя. Прибыл отец Спиридон сперва на маневрирующую и стреляющую в окрестностях островов Эллиота эскадру. Там его и представили Наместнику Алексееву. Тот же, сперва, побеседовал с ним лично, а потом уже представил нам с Павлом Павловичем, со словами.

– Сему батюшке, отцу Спиридону, говорить можно все. Духовник он изрядный и не болтлив. О важности вашего дела для России, и необходимости

хранить полную тайну, я его упредил.
– батюшка мне понравился. Умные, спокойные глаза, выдающие незаурядный ум, аккуратно подстриженная борода, и тело под рясой угадывается скорее жилистое, чем дородное. Это было вчера утром, пролетел наполненный боевой учебой день, а уже вечером у меня нашлось время поближе познакомиться со святым отцом.

– Здравы будьте, дети мои, - отец Спиридон перекрестился, входя в штабную палатку, - Христос с вами Александр Владимирович, и с вами, Александр Петрович.

– Александр Петрович, - остановил я, собирающегося уйти Агапеева, - ты погоди, это дело и тебя касается тоже.
– и уже отцу Спиридону, - Вон стул, садитесь отче. Будем знакомиться, как-никак, формально, вы будете третьим лицом в бригаде после меня и начальника штаба.

Отец Спиридон сел, - Александр Владимирович, я провел этот день среди ваших людей, и теперь понимаю, что попал в очень необычную воинскую часть. Если сказать честно, то я в смущении, господин подполковник.

– И что же вас смутило, батюшка?
– я повернулся лицом к отцу Спиридону, - говорите, не смущайтесь...

Батюшка прокашлялся, - Господин подполковник, меня смутили ваши люди, те самые прапорщики и поручики по адмиралтейству которых все здесь, называют инструкторами. Во первых, большинство их них еще слишком молоды, даже для самых младших офицерских чинов, но сие дело не мое а властей светских. И если его высокопревосходительство Наместник, присвоил им эти чины своей властью, то значит - тому были основания и необходимость. Но вот другое. Во всех них, да и в вас тоже, я вижу страдающие души опаленные настоящим адским огнем. И теряюсь в догадках, откуда такое в нашем мире.

Я тяжело вздохнул, и подумал - действительно догадливый батюшка, а если с полвзгляда видит, кто чем дышит, то пригодится в бригаде побольше, чем любой замполит. А вот вопрос придется объяснить ему по настоящему, раз уж он такой прозорливец.

Я достал из папки бланк расписки в сохранении государственной тайны, завизированный Наместником Алексеевым.
– Честный отче Спиридон, это дело касается тайны особой государственной важности. Мы с вами вместе служим России, я в погонах, вы в рясе. А посему, поклянитесь, что будете молчать до самой смерти, под страхом этой самой смерти, если иного не повелит Самодержец Всероссийский. И будьте любезны, подпишитесь вот здесь, что предупреждены о летальных последствиях даже случайной болтливости.

– Э-э-э, сын мой, а может не надо тайн?
– батюшка посмотрел на придвинутый к нему бланк как на ядовитую змею.

– Надо, отец Спиридон, надо!
– покачал головой я, - Вы и так уже ухватили краешек этой тайны за хвост. Подписывайте и поговорим! А я, со своей стороны, обещаю быть не слишком суровым и не карать вас за разговоры среди своих, в конце концов, в этом и состоит ваша работа.

Священник взял со стола шариковую ручку и со вздохом подписал предложенную бумагу, - Надеюсь только на ваше милосердие, господин подполковник.
– потом отодвинув ко мне бланк, начал вертеть в руках дешевую китайскую ручку прибывшую с нами из двадцать первого века, - О, какое любопытное новомодное изобретение! И весьма удобное к тому же, - отложив ручку, отец Спиридон магнетическим взглядом посмотрел мне в глаза, - Я слушаю вашу историю, господин подполковник?

– Только слушаете?
– я достал из-под стола чемоданчик с ноутбуком, - А как насчет посмотреть? Мы действительно прибыли из ада, и этот ад - ваше будущее. Смотрите, святой отец, что случится в мире, если мы не преуспеем! А вы, Александр Петрович, не в службу а в дружбу, кликните там кого-нибудь из НАШИХ, пусть постоит у палатки и говорит всем, что - туман, Шереметьево не принимает.

Полтора часа в палатке не было слышно ничего, кроме звукового сопровождения фильма. Отец Спиридон смотрел, и то что он видел, доставляло ему такие муки что он чуть ли не терял сознание. И только безмолвно шевелящиеся губы, да пальцы, методично перебирающие четки, говорили о том, что он еще жив. Вот фильм закончился, и отец Спиридон поднял на меня покрасневшие глаза.