Шрифт:
Ну что может быть лучше путешествия по тихой лесной речке? Я стоял на носу катера, и созерцал, как розовые облака отражаются в колышущейся глади, как стройные ивы клонятся к воде, как выглядывают белоснежные лилии из зелени у самого берега, – и вновь, словно мантру, повторял этот вопрос. Влажный воздух, трели цикад из прибрежных зарослей, монотонный шум мотора, тёплые поручни под ладонями: нет, лучше этой экспедиции у меня давно уже ничего не было.
Энергичное позвякивание за спиной. Это Птахин готовит завтрак. Умиротворяющая атмосфера июльского утра так тонко даёт себя прочувствовать во многом благодаря тому, что нас здесь только
Конечно, своё очарование есть и в крепкой компании, но всё же там, где больше двух, нельзя так почувствовать другого, так сродниться с ним. В парных экспедициях бывают моменты, когда человек подлинно раскрывается. Начинаешь понимать напарника без слов и даже взглядов.
Разумеется, такая гармония возможна только если напарник – настоящий друг. Хорошо, что у нас с Птахиным именно так дело и обстоит.
После скупого мужского завтрака мы подготовились к высадке, и около десяти пристали к берегу. Я закрепил катер, привязав трос к двум сросшимся ивам, а Птахин тем временем перенёс пожитки на землю. Наконец с тросом покончено, мы взваливаем на плечи рюкзаки.
Я уж повернул к лесу, как вдруг – оклик.
– Ты что? – вылупился на меня Птахин, – надо же Шу подождать.
– Чего? – сморщился я, – какое ещё «шу»?
Он не успел объяснить, – в тот же миг из трюма раздались глухие шаги, а мгновеньем позже на палубу вылез упитанный бритоголовый китаец с необъятным чёрным рюкзаком за спиной.
– Это ещё кто? – севшим голосом спросил я напарника, впервые в жизни не веря своим глазам в буквальном смысле слова.
– Как «кто»? – непонимающе посмотрел Птахин, – Это же Шу, наш наладчик.
Шу тем временем, перемахнув через поручни, ловко спрыгнул с тяжёлой ношей на песок и, выпрямившись, встал перед нами.
– Я готов. – сказал он с ломовым спокойствием в раскосых глазах.
– Какой ещё наладчик? – я едва не сорвался на крик. – Что это за человек? Откуда он взялся?
Во взгляде Шу стрельнуло недоумение. Птахин нахмурился, потом хохотнул и хлопнул меня по плечу:
– Ладно, Вить, хорош шутки шутить. Пора уже топать.
Я стоял как вкопанный, ошарашенно пялясь то на напарника, то на этого невесть откуда рухнувшего «наладчика». Пауза затянулась, и Птахин, поёживаясь под рюкзаком, криво улыбнулся:
– Ну что, Вить, пойдём мы сегодня куда-нибудь?
Я развернулся и зашагал к лесу, взбираясь по отлогому берегу. Птахин и этот, возникший из ниоткуда Шу, топали следом. Заросли приняли нас. Солнце сквозь прорехи в листве тысячами лучиков пронзало лесной сумрак, высвечивая перистые ладони папоротников, мохнатые веточки можжевельника, хрупкие стебельки бересклета… Речка с катером остались позади. Идти оказалось легко, но мне уже было не до гармонии с природой: я пытался понять, что происходит.
Откуда могло появиться это китайское чудо-юдо в моей экспедиции? Конечно, в катере поместилось бы при желании и пятеро, но всё же как он, при своих-то габаритах, умудрился прятаться двое суток? Ведь я даже ничего не заметил! А мы до того ещё летели на вертолёте… Невероятно!
Ну ладно, допустим, прятаться Шу мог.
Но зачем?
Я вслушался. За спиной монотонно бубнит Птахин. Рассказывает истории, на это он мастак. Истории занятные, но редко со смыслом. А Птахин ждёт отклика, постоянно что-то спрашивает, вроде: «а как ты думаешь, ловко ему, с гвоздём-то в голове, было?» Обращается к нам обоим. Я-то, погружённый в мысли, отвечаю универсальным «угу», а вот Шу, напротив, следит за сюжетом и даже вставляет реплики. Явно, что они знакомы не первый день.
Значит, это Птахин протащил сюда китайца. Зачем? Наладчик… вообще, хороший наладчик в экспедиции не помеха, но прежде мы и сами справлялись. Если уж Птахин решил нынче подстраховаться, отчего бы не сказать мне? Вышло бы по-людски… И парню не пришлось бы двое суток преть в трюме среди рюкзаков, приборов и мусора. Да, с Птахина станется такой прикол выкинуть. Ладно, присмотрюсь к этому Шу. Если и впрямь человек толковый, может, и к лучшему, что он появился. А с Птахиным надо будет как следует поговорить на привале. Всё-таки подобные сюрпризы лучше приберечь для дня дураков. А то прямо безобразие какое-то: взял человека, не сказавши, а потом на тебе, как чёрт из табакерки: «давай подождём Шу»…
До обеда прошагали шесть километров. Лес сухой, идти – одно удовольствие. Можно бы пройти и больше, но спешить незачем. Подыскав подходящую опушку, я дал сигнал остановиться. Рюкзаки отлипли от спин и один за другим повалились к стволу высоченного дуба, широко раскинувшего кряжистые ветви.
Не сговариваясь, каждый занялся делом: Шу, наломав веточек, принялся за костёр, Птахин приволок из зарослей пару брёвен для сидения, а я полез в рюкзак за консервами и, расстелив клеёнку, стал готовить обед – была моя очередь. Тут уж и разговорились как следует. Когда Птахин пошёл к ручью за водой, мы с Шу легко продолжили непринуждённую болтовню. В какой-то момент, склонившись над бутербродами и морщась от дыма, я поймал себя на том, как быстро привык к этому внешне замкнутому, но на самом деле отзывчивому и добродушному здоровяку. Словно мы знакомы уже лет пять.
Я боялся, что пищи будет маловато на троих, но, глянув в рюкзак, убедился, что припасов хватило бы на целую ораву. Странно, что я набрал столько провианта. Впрочем, всё к лучшему.
Костёр трещал на славу. Брёвна легли на оптимальном расстоянии от огня. Две кривые рогатины торчали справа и слева. Птахин наливал воду в кан. Шу подкидывал веточек, кормя весёлое пламя. Я, покончив с овощами и консервами, осторожно перенёс снедь и клеёнку к брёвнам.
И вот – первая трапеза на природе. Сидя вокруг беспокойного пламени, жуём бутерброды, запиваем недурным греческим вином, откуда-то взявшимся у Птахина, и травим анекдоты, глядя как пузырится в кане вода и как огненные языки вылизывают черное днище. Лес шумит, вода булькает, угольки потрескивают – идиллия. Я высыпал сухой суп и прессованную вермишель в кипящую воду. Птахин снова начал наполнять заветной красной жидкостью пластмассовые стаканы. После очередного тоста за успешность экспедиции, замечаю, что дрова-то на исходе.
– Сейчас Тоэрис притащит, – говорит Птахин, – давно уже за ними пошёл.
– Да уж, что-то он совсем запропастился, – качает бритой головой китаец, подхватывая очередной бутерброд.
Мы дружно засмеялись. Это известная у нас в конторе шутка – свалить нежелательную работу на несуществующего человека. Но смех застрял у меня в горле.
Под стволом дуба-великана я вдруг различил четыре рюкзака.
И тут же – шорох в зарослях. Справа.
– А вот и Тоэрис, – прокомментировал Птахин, откусывая огурец.