И приходит ночь
Шрифт:
– Спасибо.
– Пожалуйста. – В голове крутилась тысяча вопросов, но его доверие было хрупкой вещью, как позвоночник кролика. Оно легко сломается при нажатии. – Уверена, что ты не воин.
Мальчик фыркнул:
– Что ты знаешь?
– Думаю, ничего.
Через мгновение он заговорил едва слышно:
– Ты не поймешь. Там, откуда я родом, это единственный вариант. Семья больше не может меня защищать.
– Я понимаю. – Рен грустно улыбнулась, несмотря на усталость. Война сделала их всех сиротами.
Внезапно неуверенность начала покалывать
Он ее враг. Шпион. Весрианец.
Мальчик, должно быть, увидел ее мрачнеющее выражение лица.
– Пожалуйста. Клянусь, я ничего не знаю.
Ее магия все еще текла по его венам, создавая между ними связь. Все жизненные показатели выдавали его. Биение его сердца кричало: «Лжец, лжец, лжец!»
Прежде чем она смогла сказать еще хоть слово, он ударил ее кулаком в солнечное сплетение. Ее дыхание со свистом вырвалось из легких, и, когда темные пятна перед глазами исчезли, она увидела происходящее словно со стороны: мальчик, ищущий ключ в траве; ее тело, рванувшееся вперед, чтобы остановить его; ощутимый удар головы о дерево; звон цепей и холодный металл, сжимающийся вокруг ее запястья.
Он двигался слишком быстро для гражданского, и энергия, гудящая в ее костях, прошептала: «Магия». Мир раскололся, как клетка в митозе: два ключа выпали из раскрытых ладоней мальчиков в кровавую жижу. Шаг за шагом, покачиваясь, двое мальчиков попятились от нее.
– Прости, – прошептал он, а затем исчез.
Все закончилось в одно мгновение – быстрее, чем ее диафрагма смогла раскрыться.
Он использовал ее. И она позволила ему это.
С криком разочарования Рен потянула за цепь, пока она не натерла ее запястье до крови. Как бы она ни старалась, ключ был вне досягаемости. Ее желудок скрутило от знакомого страха, а дыхание стало слишком тяжелым, слишком громким.
Это не по-настоящему. Это не могло быть по-настоящему.
Она потеряла единственную зацепку. Ее единственный шанс узнать, что случилось с Байерсом. Ее единственный шанс убедиться, что никто больше не исчезнет. Королева убьет ее, если Уна не сделает это первой.
Нет, смерть была бы благословением. Она доказала, что королева оказалась права. Рен не заслужила ее одобрения, как и своего места в Гвардии, если позволила эмоциям сделать ее слабой, и доверчивой, и…
Безрассудной. Как и сказала Уна. Как всегда, она оказалась права.
Талант не защитит ее от королевы. Пока это кровоточащее сердце бьется внутри нее, она никогда не будет достаточно хороша.
– Возможно, мне стоит оставить тебя здесь.
Закрыв лицо рукой, Рен попыталась спрятаться от гнева Уны. Другая ее рука свободно свисала за спиной, все еще прикованная цепью к дереву. Когда она взвесила варианты, смерть здесь показалась гораздо предпочтительнее, чем встреча с Изабель.
– Так будет лучше, – согласилась Рен.
Уна раздраженно зарычала и подобрала с земли брошенный ключ. На одно мучительное мгновение Рен испуганно подумала, что Уна швырнет его в лес. К счастью, она сняла с нее кандалы, но крепко сжала запястье Рен в кулаке. Ее пульс бешено колотился под кожаными перчатками Уны.
– Я просила тебя ничего не делать, пока меня нет. О чем ты думала?
– Я не думала. Он страдал.
Уна напряженно вздохнула.
– Твое сострадание совершенно неуместно. Однажды тебя убьют из-за него.
– Может, и так! – огрызнулась Рен. – Но я целительница. Я не хочу играть в Богиню и выбирать, кому жить, а кому умереть.
– Для этого слишком поздно. Если пропадет еще кто-нибудь…
– Я знаю. – Рен не смогла скрыть дрожь в голосе. Из-за ее бессмысленного сострадания их единственная зацепка ускользнула. Они не приблизились к Байерсу, а если бы кто-то еще пропал – если бы Уна пропала, – это тоже было бы на ее совести. – Я знаю, – на этот раз мягче повторила она. – Мне жаль.
Ссориться с Уной всегда больно. После стольких лет они были слишком хорошо знакомы с ранами друг друга: как их вскрыть, куда втереть соль, как снова зашить. Даже сейчас Рен любила ее. Трудно было не думать о ней, учитывая звездный свет, запутавшийся в черных волосах Уны, и вес целой нации на широких распрямленных плечах.
Особенно когда она смотрела на нее вот так: ярость, изнеможение и облегчение отражались в янтаре ее глаз. Хватка Уны на запястье ослабла и теперь больше походила на успокаивающее прикосновение.
– Как он сбежал? – осмелилась спросить Рен.
Какую бы нежность ни проявила Уна раньше, она скрылась за хмурым взглядом.
– У него было преимущество.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда я увидела, что он убегает, я не колебалась. Сразу помчалась сюда.
Это было так непохоже на Уну.
– Почему?
– Потому что. – Сколько разочарования было в этих двух словах. – Я думала, с тобой что-то случилось.
– Ты хочешь сказать, что беспокоилась обо мне?
Уна поморщилась:
– Не испытывай удачу.
Рен жаждала услышать признание, но Уна никогда не будет такой простой, такой уязвимой. Она не всегда была суровой, но война научила ее не обнажать душу. Однако выбрав спасение Рен, а не поимку преступника, Уна оказалась близка к этому. Как бы она ни протестовала, даже Уна не была невосприимчива к страху. Рен наблюдала, как после исчезновения Байерса в глазах Уны собирается буря, темная и меланхоличная. С тех пор она так и не прояснилась. Рен знала, что его исчезновение ранило ее, но только теперь поняла, что это сделало Уну мягче, чем она могла себе позволить.