И про тебя там написано
Шрифт:
– Нет! – в ужасе завопила я. – Не советую! Читайте что-нибудь другое!
Сбитые с толку Бусы протянули мне сдачу, положили книгу в бумажный пакет и сунули туда же закладку.
Петровну, как водится, потянуло в «Старбакс», раз уж мы все равно рядом. Для нее «Старбакс», как она однажды призналась, – воплощение благополучия и
– Буэ, – скривилась я тогда. – С маслом?
– Ага. Традиция. Ведь у нас там жуть как холодно. А жир согревает.
Но сегодня я хотела побыть наедине с книжкой. Меня не оставляло ощущение, будто она трепыхается в бумажном пакете. Однако Петровна помогла мне в книжном, и я хотела сделать ей что-нибудь приятное взамен. Она очень любит фраппучино, и я решила ее угостить. Для нее фраппучино дороговат.
Мы зашли в «Старбакс», и на сдачу я купила фраппучино, даже на маффин хватило.
– Давай побыстрее, – сказала я. – Я не могу здесь торчать целый день.
– У тебя что, свидание?
– Да. Нет.
– Приходится следить за мамочкой, чтобы она из окна не сиганула?
– Если у вас дома сплошные драмы, не надо всех судить по себе.
– Да что ты так вцепилась в эту книжку? – Петровна предпочла сменить тему. Отпускать шуточки про ее семью имела право только она сама. Зато со всеми остальными семьями, с ее точки зрения, можно не церемониться.
– С этой книжкой что-то не так, – сказала я. Честно говоря, я ее даже чуть-чуть побаивалась. – Может, ты ее прочитаешь и перескажешь мне?..
– Я тебе не нанималась. – Петровна отхлебнула из стакана.
В метро по пути домой я все-таки достала книжку.
В ней не было нормальных глав с названиями, только пронумерованные кусочки текста. Странно как-то! Начиналось все с того, что девочка заходит на кухню, а там стоит ее мать и считает калории. Прям как моя. Когда эта самая мамаша из книжки готовит,
Я нашла только одно маленькое отличие: мамаша из книжки была блондинка, а моя – брюнетка. Но я все равно так разволновалась, что проворонила свою станцию, и пришлось добрых пятнадцать минут пёхать обратно.
Мать я застала на кухне: она взвешивала овсяные хлопья. Что самое ужасное – она оказалась блондинкой.
– Что это с тобой? – ошарашенно спросила я.
– Сходила в парикмахерскую, – отозвалась мать.
– Да уж вижу…
– Ну, и что скажешь?
– Норм. Хотя седина малость просвечивает.
– Седина? – Она в ужасе ринулась к зеркалу и отошла от него хмурая. – Что у тебя там? Наркотики?
Я спрятала книжку за спиной.
Вернувшись к своим хлопьям, мать принялась выуживать их из миски и ссыпать обратно в коробку.
– Зачем ты это делаешь? – поинтересовалась я. – Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня.
– Как дела в школе? – спросила она, словно не услышала моих слов.
– Мы ходили в библиотеку на чтения.
– Здорово.
Ее все это явно не интересовало.
Я заглянула в холодильник – там обнаружилась плошка с низкокалорийным куриным бульоном. Я покрошила в плошку черствого хлеба и поставила ее в микроволновку. Пока бульон грелся, я снова раскрыла книжку.
Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня, прочла я.
Я захлопнула книжку и бросилась в свою комнату. Бульон так и остался в микроволновке.
Запихнув книжку под подушку, я вытянулась на кровати. Сердце у меня колотилось. Икеевские цветочки, распускающиеся в каждой второй детской, красовались и на моем одеяле. Откуда Лея знает, как выглядит моя комната? Впрочем, объяснение – в самой этой фразе. Так выглядит каждая вторая детская.
Конец ознакомительного фрагмента.