И снова дядя Жора

Смена дежурных секретарей государственного канцлера произошла как обычно, то есть в семь утра. Заступивший на этот пост расписался в журнале и откинулся в своем кресле. Никаких дел до появления канцлера не предвиделось, а он обычно приходил от десяти до половины одиннадцатого. Далеко не всегда дежурства начинались, а тем более проходили столь безмятежно, но послезавтра с самого утра канцлер собирался в отпуск, на свою канарскую дачу. А так как он не любил оставлять что-либо важное на последний момент, то на сегодня никаких особых дел и не планировалось. Разумеется, могло произойти что-нибудь непредвиденное, а пока секретарь взялся за только что доставленные утренние номера основных

Однако уже в восемь утра произошло событие, аналогичных которому за всю свою пятилетнюю службу секретарь мог припомнить от силы десяток. Со второго поста сообщили, что канцлер встал и спешно направился в свой кабинет. Интересно, подумал секретарь, чего это дяде Жоре не поспалось? Но подумал он это без особого любопытства. Надо будет – ему скажут, что сочтут нужным, а нет – значит нет. Задавать лишние вопросы в ближайшем окружении канцлера было не принято.

Канцлер зашел в приемную, кивнул секретарю и проследовал в свой кабинет. Зайдя, он сразу поднял трубку телефона с орлом вместо наборного диска и сказал:

– Это Найденов. Его величество уже встал? Да, давайте. Гош, доброе утро. И что-то меня терзают смутные подозрения, что и ты тоже вскочил в такую рань не просто так. Я прав? Тогда нам, пожалуй, не помешало бы обменяться впечатлениями, причем не по телефону. Танечка? Нет, специально не вызывал, она минут через сорок сама придет, как раз когда ты приедешь. Да зачем на вертолете – спешить следует только тогда, когда хотя бы отдаленно представляешь себе, куда и зачем. Или я ошибаюсь и ты все-таки представляешь? Ну и ладно, значит, езжай на авто, дабы не ввергать Питер в тягостные раздумья, куда это их величество с ранья намылилось на вертолете. Я в кабинете, жду. Разумеется, кофе будет. Давай.

Канцлер сел и потянулся к стоящему на столе электрочайнику – так как сегодня он пришел не в обычное время, то, понятное дело, чайник был абсолютно холодным, но все же с водой. Нажав кнопку, Найденов откинулся на спинку стула и задумался.

Его Императорское Величество Георгий Первый прибыл через полчаса. Быстрым шагом зайдя в кабинет, он сел напротив канцлера.

– Привет, – пододвинул ему чашку с кофе Найденов, – и, пожалуй, начну я, как младший по званию. Итак, сегодня около восьми утра я пробудился в хорошо мне знакомом состоянии. А именно – в таком, какое бывает после закрытия портала. Проснувшись от этого окончательно, я сообразил, что и открытие тоже вроде чувствовалось, причем чуть ли не тот же момент. Вот, собственно, и все с моей стороны. А что было с твоей?

– Да в общем то же самое, но я в это время не спал и могу сказать совершенно точно – и открытие, и закрытие я почувствовал одновременно. Даже не так – одномоментно! У нас, кстати, подобного не получалось никогда. Первое, что я подумал – это снова дети. Но пока ехал, что-то засомневался.

– Да уж, Вовочка в Крыму, Настя в Москве, но не это главное. Тогда ощущения были совсем другие – что портал вот-вот откроется. Ты это даже почувствовал не сразу, если помнишь. Нет, хоть наши дети и смогут, я думаю, при какой-то минимальной тренировке тоже открывать порталы, но сейчас это вряд ли они.

– Тогда Никонов? Ну, или еще кто-нибудь из РФ.

– Возможно. Кроме того, это мог быть портал из какого-нибудь третьего мира. Далее – не исключено какое-то природное явление, которое мы с тобой чувствуем как открытие портала.

– Хорошо бы, – кивнул император, – и, кстати, это вполне возможно. Потому как вряд ли портал мог закрыться в момент открытия, а ведь я почувствовал именно это. И что мы теперь будем делать?

– Ты – ничего. А вот я сяду предаваться горестным раздумьям – и как там, на далеком острове Гран-Канария, чувствуют себя мои кошки? Небось скучают. Но поездку придется отложить, это мне интуиция подсказывает, а она у меня берет слово хоть и редко, но всегда по делу. Так что в десять я распоряжусь о введении в действие плана «Недохват» – в конце концов, он и был придуман именно на подобный случай.

– Я думал, ты его уже ввел.

– Зачем? Обычно у меня рабочий день начинается в десять, и ни к чему стимулировать всякие пересуды еще и ненормально ранним проявлением активности, которое все равно ничего не даст.

Александр подошел ко входу в институт без пяти девять. По привычке глянул направо, где под приветом с застойных времен в виде плаката «Народ и партия едины» уже вторую неделю красовалась примета не то перестройки, не то плюрализма. А именно – крупно и красиво написанное дополнение к основному тексту «Раздельны только магазины». До сих пор не наблюдалось попыток убрать плакат или хотя бы замазать дополнение, что могло говорить о двух вещах. Или партия действительно вступила на путь демократизации общественной жизни страны, или она занята чем-то важным и ей не до каких-то там идиотских плакатов. Александр был уверен, что второе предположение гораздо ближе к истине. Судя по поведению знакомых ему коммунистов, добившиеся определенного положения члены партии ныне увлеченно делали деньги, а остальные судорожно искали пути в те сияющие высоты внутрипартийной иерархии, где это станет возможным. Правда, имелась и немалая прослойка коммунистов только по названию, которые и раньше ограничивали свою активность уплатой взносов, а теперь потихоньку забивали болт даже на это.

Впрочем, имелась и еще одна разновидность, крайне малочисленная, которую Александр называл про себя «упертые». Как раз сейчас яркий ее представитель и торчал на проходной.

В не столь давние времена, которые сейчас определили как застой, директор института прекрасно обходился пятью замами. Но с началом перестройки их число вдруг начало ударно множиться и моменту объявления демократизации и гласности достигло тринадцати. Последним к этой команде прибавился зам по режиму Постигань, который сейчас и занял исходную позицию, на которой он через полчаса начнет отлавливать опоздавших. Ну просто цирк – при Андропове и то обходились без такого зама, а тут на тебе! По слухам, его турнули из райкома за излишнюю принципиальность, и теперь он тщетно пытался привить дисциплину в и без него редеющие от перестроечных новаций ряды научных сотрудников. Но пока он не добился ничего, кроме посвященного своей персоне стиха:

Если в этакую рань

Повстречался Постигань

Это значит – дело дрянь,

Увольняйтесь в ИФИАНь.

Вообще-то Александр вполне допускал, что придется так и сделать, тем более что туда его звали старшим инженером на сто шестьдесят пять рублей, но спешить он не собирался. Ибо не зарплатой единой жив человек! Такой, как у него сейчас или даже как предлагали в ИФИАНе, по нынешним временам одной никак не хватит, нужно не меньше трех, это если брать по самому минимуму. Реально у Александра выходило порядка шести.

Во-первых, триста тридцать в месяц он получал в центре НТТМ, где делал блок управления к мощному лазеру для института геохимии. Точнее, делал он его прямо на своем рабочем месте, только считалось, что это происходит во внерабочее время. Ну и имелся еще один приработок, ради которого он сегодня и поперся в институт на полчаса раньше официального начала рабочего дня, вместо чтоб как все приличные люди заявиться туда часов в одиннадцать. Нужно было убрать со своего стола раскиданные там кишки японского стереомагнитофона «Акай», недавно по дешевке купленного в сгоревшем виде. Ибо, как его предупредили вечером, прямо с утра ожидалась какая-то комиссия от партбюро, и Александр подозревал, что имеющаяся на его столе картина будет не очень соответствовать представлениям этой комиссии о труде скромного советского лаборанта, вот и решил сегодня заявиться пораньше и прибрать все лишнее.