И снова весна...

Хенкс Мэрил

— Я сама заинтригована, — в тон ей ответила Марджори и улыбнулась. — Все произошло так стремительно, что я до сих пор не понимаю, чем заслужила такую честь.

— Давайте садиться за стол, — вмешалась в разговор Ирен.

— Уж очень есть хочется, — жалобно произнес Эрнест.

— Что ты будешь пить? — спросил Пол у Марджори.

— Апельсиновый сок с минеральной водой, если можно, — сказала она, отметив про себя, что эти трое, не сговариваясь, заговорили почти одновременно, словно они опасались продолжения разговора между нею и Клэр. Немного странно, что девушка, еще не ставшая членом семьи, выступает от имени всей семьи. Пожалуй, она повела себя бестактно. И чем объясняется эта непонятная глухая враждебность по отношению к ней, которую Марджори

реально ощутила во время их короткого разговора?

— Ты чем-то огорчена? — спросил Эрнест, когда они с Марджори вышли из дома, чтобы пройтись по парку.

— Ничуть. Мне очень понравились твои родные, — искренне заверила его Марджори. — Все были очень добры и внимательны ко мне.

— Ну, положим, не все. Правда, Клэр мне еще не родственница, а только собирается ею стать. Пол от нее без ума.

— Его можно понять, красивей женщины я не встречала.

— Да, красивая женщина, — протянул Эрнест. — Иногда, к сожалению, ей не хватает такта, — заметил он, помолчав. — Впрочем, этого следовало ожидать, — сказал он, видимо отвечая на свои мысли. — Клэр, в отличие от тебя, не переносит красивых женщин вообще, тем более когда они находятся рядом с ней.

— Полагаю, ты не обо мне, я себя красивой не считаю, — поторопилась сказать Марджори.

Эрнест внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.

— Неважно, какой ты считаешь себя, важно, какой тебя видят другие. Я, например, предпочитаю красоту одухотворенную, такую, как у тебя.

У Марджори от его слов словно крылья за спиной выросли. Чтобы скрыть радостное смущение, она стала разглядывать деревья, мимо которых они проходили.

— Похоже, этим дубам не одна сотня лет, — заметила она, чтобы сменить тему разговора.

— Да, они росли здесь, когда еще замка не было, насколько мне известно. Дубовые леса покрывали в древности большую территорию, но были вырублены или погибли в результате деятельности многих поколений людей. А в парке при замке они уцелели, потому что за ними ухаживали, сажали новые. Мои предки строго наказывали браконьеров. Тогда законы были суровыми. Но сейчас никто на них и не посягает, слава Богу.

— А твои родные здесь живут постоянно?

— Раньше это был наш единственный дом. Но, когда отец почувствовал, что начинает стареть, он решил приобрести особняк в Лондоне. Тяжело ему стало каждый день совершать такой путь, который мы с тобой проделали сегодня утром. Скоро все переедут в Лондон, а здесь останется жить Уильям Холт и прислуга, кроме тех из слуг, кто живет в поселке. Продукты, которые мы покупаем в поселке, будут доставляться нам в Лондон. Таким образом, жители поселка круглый год имеют заработок.

Марджори вспомнила теплицы и коровники, которые мелькали за коттеджами, когда они проезжали через поселок. Фермерское хозяйство при замке. Неплохо придумано: круглый год натуральные свежие продукты и жителям поселка удобно.

— Эти продукты доставляются и нашим сотрудникам. По желанию, конечно, и за деньги. Правда, по льготным ценам. Так что им тоже это выгодно.

Какой он хозяйственный, с уважением подумала Марджори об Эрнесте. Неожиданно он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Дрожь пронзила ее так остро, что она остановилась. Словно не заметив ее состояния, Эрнест быстро вытянул вперед левую руку.

— Посмотри, это тебе ничего не напоминает?

Марджори посмотрела туда, куда он указывал, и увидела, как сквозь кроны деревьев пробивается солнечный свет и освещает дорожку, по которой они направлялись к берегу Темзы. Неужели он запомнил и это? Слезы навернулись ей на глаза.

— Встреча с викингом в лесу, — тихо произнесла она.

— Что ты сказала? — удивленно переспросил Эрнест.

— Похоже на одну картину, которую я видела когда-то, не могу вспомнить имя художника, — солгала Марджори. — Кажется, это было на выставке картин молодых художников. — Она осмелилась посмотреть на Эрнеста, заметила в его глазах грусть разочарования и поспешила отвести взгляд. — Знаешь, регулярно

посещая выставки картин, я заметила, что появилось много молодых талантливых и оригинальных художников, со своей манерой и необычным видением мира. Мне кажется, в районе, где я живу, их особенно много. Возможно, на них влияет близость Хампстеда, — пошутила она. Марджори говорила и говорила, словно боялась того, что сейчас может произойти, и вместе с тем жаждала этого всем своим существом.

Эрнест смотрел на нее загадочным взглядом, потом снова поцеловал ее ладонь, и она замолчала, потому что в горле застрял комок.

Сколько лет она носила в душе воспоминания об их первой встрече, мечтала, что они снова встретятся под волшебной сенью высоких деревьев, кроны которых будут высвечиваться солнцем, и он снова возьмет ее на руки и прижмет к своей груди. Почему же сейчас она испугалась, когда ее мечты почти осуществились?

Словно прочитав ее мысли, Эрнест вдруг решительно подхватил ее на руки и понес в сторону от дорожки. Марджори и не думала сопротивляться, каждая клеточка ее тела наслаждалась блаженством его близости. Потом он остановился, склонил голову и, поймав ее губы, поцеловал обжигающим проникновенным поцелуем, от которого разом вскипела кровь и закружилась голова. Он опустился на колени, продолжая прижимать ее к себе, целуя ее глаза, шею, волосы.

— Ты ведь тоже все помнишь, правда? — бормотал он между поцелуями. — Ты тоже мечтала об этом? Скажи же.

— Да, — тихо ответила она, а ей хотелось кричать громко и требовательно, как кричало ее тело.

— Ты хочешь меня? — тихо спросил Эрнест, целуя ее шею.

Марджори спрятала лицо у него на груди, губы ее беззвучно произнесли «да», но он ее понял.

— Вернемся в башню, — охрипшим голосом произнес он и снова поцеловал ее в губы, словно не в силах был оторваться от нее. Потом поставил ее на землю, обнял за плечи и повел обратно к замку. Если бы он ее не поддерживал, она упала бы: ноги стали слабыми и подкашивались под ней.

В лифте он почувствовал, что она дрожит.

— Тебе холодно или ты боишься?

— Я думаю о твоих родных, мне неловко.

— В башне мы будем совсем одни. К нам никто не придет, не беспокойся.

Дыхание его было жарким, оно опаляло ее, лишало возможности думать и рассуждать здраво. Желание было поглощающим и властным. Поцелуи Эрнеста рождали потребность в новых поцелуях.

Как только лифт открылся на круглой площадке, он поднял ее на руки, но понес не к ее двери, направо, а к себе, догадалась Марджори. Плечом открыв дверь, он пронес ее прямо в спальню, где бережно посадил на большую кровать и стал осторожно раздевать ее. Марджори, дрожа всем телом, заметила, что и у Эрнеста дрожат руки, хотя он старался сдерживать нетерпение. Был момент, когда ей стало стыдно, что он снимает с нее чулки. Но желание, разгоравшееся все сильней от каждого его прикосновения, заставило ее забыть о стыде. И когда он снял с нее лифчик, трусики, положил на кровать и окинул потемневшими глазами ее обнаженное тело, она желала только одного: поскорее прижаться к нему. Жадным взглядом она следила, как он раздевается перед ней, быстро обнажая мускулистый торс, узкие бедра и длинные ноги с сильными тренированными икрами. Впервые она увидела обнаженного мужчину не на картине, а в жизни. Фигура Эрнеста достойна скульптурного воплощения. Странно, что в такой момент она продолжает думать профессионально, мелькнуло в голове Марджори. Она улыбнулась, с восторгом глядя на него.

Он накрыл ее тело своим и заглянул ей в глаза. Желание Марджори подготовило ее принять Эрнеста, и все-таки она тихо вскрикнула от боли, когда он вошел в нее. Боль была мгновенной и быстро растворилась в жарком блаженстве полного слияния с мужчиной, о котором Марджори помнила все эти годы.

В смущении Эрнест отпрянул от нее. Изумление, восторг и беспокойство прочитала Марджори в его глазах. Она не поняла, почему он так быстро ее покинул, и не могла скрыть своего огорчения.

— Почему ты не сказала, что я у тебя первый? — спросил он.