И такая судьба
Шрифт:
— Картофель, дорогой тесть и не только, между прочим, это, — сообщил Дмитрий, — есть и кое-что другое.
Дмитрий коротко загадочно сказал, но не объяснил. И так было некогда. Показал, что с этим не дурак и достаточно, сам узнают.
Попаданец не зря спешил, он как чувствовал, что время самостоятельной деятельности подходит к концу. А там придется хотя бы объяснять, что и как. И спорить, царь Петр всегда имеет свою точку зрения, и хоть колом чеши!
Хотя только к вечеру на улице раздался такой шум, что и глухой догадался бы — приехал главный хозяин — Самодержец Всероссийский Петр Алексеевич. Дмитрий,
Царь сразу было видно, совсем не спешил. Он нехотя осмотрел колымагу, словно ему еще надо куда-то ехать, почистил дорожную одежду, слуг ему не хватало. И между делом посматривал на встречающих петербуржцев. Явно кого-то ждал.
Кого он ждал, стадо ясно при появлении князя Хилкова. Пришел-таки городничий, не прошел и целый день, сподобился!
— О! — грозно обрадовался ему Петр, — а вот и он. Что не приходишь, сволочь нехорошая!
Монарх явно собирался матерится и едва сдерживался. Еще немного и на попаданца обрушиться отборная ругань. Просто так, с дороги устал царь, наглотался пыли и надо ему прочистить легкие. И никаких последствий, скорее всего, не будет. Но как-то все равно не приятно.
— Так работы очень много, — поспешил оправдаться Дмитрий, — а ты и не предупредил. Сказал бы заранее, мы бы за верст десять встретили с духовенством. Радость-то ведь какая — самодержавный повелитель приехал с долгожданной победой над шведами!
— Ну ладно, коли так, — неожиданно сбавил уровень брани царь, — рассказывай, как тут жили без меня, горевали. А вы давай, работайте! — опять повысил голос он, — посмотрели на меня и хватит, неча тут посреди светлого дня болтаться!
Что это он? Устал, конечно с дороги-то, измаялся, вот и нервничает. И все равно что-то не то, какой-то он странный сегодня. Дмитрий коротко замахал руками, заговорил живительными фразами. И вскоре чиновников рядом не стало, растаяли, как черти при появлении святой воды.
— Государь, — предложил Дмитрий, — пойдем с дороги поедим, что Бог дал. Или вот уличная торговка рядом нечаянно торгует. Чиновники еще авось все не скупили.
— Ага, — оценил царь, — ну давай поедим пока на улице, поговорим наедине.
«Вот оно! — холодея, подумал попаданец, — все-таки кто-то на него капнул. И ведь чертовщина какая — непонятно кто и не понятно о чем. А ему страдать!»
Он поспешил к легкому прилавку с нервно улыбающейся торговкой. Она тут оказалась отнюдь не «нечаянно», Дмитрий несколько слукавил. Наоборот, специально ждала покупателей. Ведь рядом сидело столько денежных покупателей, которые, чем ближе к обеду, тем сильнее испытывали голод. И здесь собственник сети точек уличной торговли и городничий слились в едином желании. Первый желал побольше продать, второй не хотел далеко отпускать подчиненных. Уйдут куда-то, напьются еще. Пусть поедят рядышком, у торговки только молоко есть.
При появлении монарха, разумеется, служилые исчезли, царь и городничий остались одни, как раз для конфиденциального разговора с нелицеприятными выводами.
Впрочем, пока царю было не до разговоров. Действительно голодный с дороги, он высматривал предложенные товары, целы на них и только ахал:
— Скажи, красавица, эти пироги с чем, картоха
Петр Алексеевич явно был в раздумье. Пироги были крупные, румяные, покрытые маслом, вкусно пахнущие и удивительно дешевые.
И Дмитрий не собирался облегчать выбор повелителя. Глазами он показал торговке со странным именем Митрофана, чтобы она поговорила о других товарах. Пусть еще выбирает, может и забудет о вельможной злости.
Та спохватилась:
— А вот еще новинка — макароны с животным маслом и рыбой горячего копчения. Есть осетр, а есть камбала, что подешевле.
Митрофана открыла соответственные отсеки и царь чуть не захлебнулся собственной слюной.
— Ах, какая нежданная радость, — восхитился он, — дай мне вот эту, как их, макарошки? — Петр вопросительно посмотрел на торговку, увидел, что та одобрительно кивнула, продолжил: — а из рыбы, пожалуй, кусок осетра. Как вкусно пахнет.
Запах на самом деле был замечательный, особенно для голодным. Собственно, сам прилавок был цельный терморегулярный аппарат, что холодил, что одерживал тепло. В данном случае Митрофане на кухне ближайшей харчевне, принадлежавшей Дмитрию, наготовили, а потом положили макароны и рыбы, и за время до обеда еда не остыла, только стала не горячей, а теплой.
Подгоняемая Дмитрием торговка положила на деревянную тарель, фактически небольшую, слегка изогнутую доску, макароны, сверху здоровенный шмат осетрины. Та и так была жирна, но Митрофана, не скупясь, кинула еще кусок коровьего (сливочного) масла, посыпала порезанной зелени (смесь укропа, петрушки и зеленого лука).
— Ешьте пожалуйста!
Петр нерешительно взял тарель, не понимая, чем же есть это богатство, но торговка еще не закончила, подала грубоватую, но довольно острую вилку, пару рыбных пирогов под блюдо.
— Что пить будете? — ослепительно улыбаясь, спросила.
— Водку?- тоже в ответ задал вопрос царь, улыбаясь, но уже недобро. Он вообще не любил, когда чиновники на работе баловались спиртным. Сам он, конечно, себя из этого списка выключил. Монарх, естественно!
Глава 25
Это был особенно частый вопрос, правда с разными оттенками, но Митрофана отвечала на него всегда почти одинаково, мудро не обращая на тон:
— Что прикажите: есть свежее молоко (к вечеру будет, скорее, уже кислым), ядреный малиновый квас, сладковатый напиток из земляничных ягод. А водку, пиво, брагу хозяин не дает продавать на улице, только если в харчевнях.
Петр откровенно усмехнулся. Видимо уже заподозрил, кто этот таинственный хозяин, но комментировать не стал. Попросил квасу и начал жадно есть.
Дмитрий, чтобы не смотреть голодным взглядом в рот монарху, попросил новую, любимую еще по закуску XXI веку закуску — булочку из белого теста с котлетой. В этом веке, в родим уже XVIII, она стала еще вкуснее и желаннее. Нет химии, нет суррогатных заменителей, только мясо и сало вперемежку с сухарями и картофелем, что даже дешевле, учитывая многочисленное поголовье скота и множество зеленого корма.
Сначала ели сугубо молча. Царь был голоден, как волк, а Дмитрий из вежливой субординации. Потом его царское величество соизволил поинтересоваться: