И умрем в один день…
Шрифт:
Я помедлил пару секунд, хотя «да» хотело сорваться с моих губ даже раньше, чем она закончила фразу.
— Бразильский, — сказал я задумчиво, — это… Кстати, меня зовут Джузеппе Кампора.
Я обычно называю свое настоящее имя, если, конечно, нет особых причин его скрывать.
— А я Лючия Синимберги, — сообщила синьора Лугетти, войдя, наконец, в квартиру и жестом приглашая меня последовать за ней.
Квартира как квартира — моя не лучше и не хуже. Уюта, конечно, значительно больше, чем в моем холостяцком жилище — не здесь, понятно, а на улице Мастрояни, где я жил последние десять лет. Я сел на софу у журнального столика, и пока синьора Лугетти, предпочитавшая
— Итак, — сказала синьора Лючия, поставив на журнальный столик две огромные чашки с черным кофе, сахарницу с коричневым сахаром, лимон на блюдечке, нарезанный тонкими ломтиками, и тарелочку с маленькими и с виду очень аппетитными кексами. Поднос, на котором она все это принесла, синьора Лючия положила на пол, а сама села на пуфик, издавший недовольный фыркающий звук, — итак, вы только что переселились и решили познакомиться с соседями?
Я кивнул. В принципе, правильный вывод, если не считать, что до других соседей мне не было никакого дела.
Синьора Лючия положила в свою чашку три ложечки сахара, дольку лимона, потом, подумав, добавила еще ложечку и принялась размешивать так медленно, будто это был не кофе, а тягучий напиток — горячий шоколад, например.
— Знаете, — сказал я, отхлебнув из чашки (кофе оказался изумительным, и я взглядом показал свое восхищение), — у меня сложилось впечатление… чисто психологически, может, я ошибаюсь… что в этом доме собрались неудачники… ну, кто-то ушел от жены, например… у кого-то нет денег на более пристойное жилье… кому-то вообще плевать на жизненные удобства, лишь бы была крыша над головой… я с трудом представляю, чтобы человек успешный решил снять квартиру именно здесь…
— Вы считаете себя неудачником? — мягко спросила синьора Лючия, положив ногу на ногу, и я смущенно отвел взгляд.
— Я? В какой-то степени… Не то чтобы у меня не было средств снять жилье на бульваре Кампанья… но там… не знаю, как это объяснить… я бы чувствовал себя не в своей тарелке, если вы понимаете, что я хочу сказать…
— Может, и понимаю, — протянула синьора Лючия, а я быстро добавил:
— Я работаю с детьми, детская психология, это вроде бы сейчас популярно, но на самом деле власти относятся к нам, детским психологам, как к обслуге…
И я произнес проникновенную речь о бедах нынешней детской психологии — на прошлой неделе прочитал об этом большую статью в «Реппублике», да и раньше читал кое-что в популярных журналах. Синьора Лючия кивала, пила кофе, покачивала ногой, от которой я старательно, чтобы она это видела, отводил взгляд.
Выслушав меня, она помолчала и, как я и ожидал, начала рассказывать о себе, тут я сосредоточился, потому что из ее рассказа нужно было извлечь, как косточку из абрикоса, правдивую часть, оставив без внимания кожицу и аппетитную, но не пригодную для анализа мякоть. Из рассказа получалось, что в жизни синьоры Синимебрги раньше было много проблем, о которых ей говорить не хотелось, а сейчас, напротив, все оказалось в полном порядке: любимая работа в институте филологии, любимые спектакли по вечерам, и квартира эта ей нравится, она небольшая, а цена не имеет значения — много или мало, лишь бы было удобно и близко от работы, и она не согласна с тем, что живут здесь одни неудачники, она знает нескольких преуспевающих бизнесменов, живущих в этом доме, кстати, квартиры на первых двух этажах гораздо дороже этих, там очень хорошие апартаменты, да и вообще место удобное.
Говорила она медленно, не то чтобы подбирая слова, она об этом не думала, я видел, думала она вообще о чем-то своем, просто привыкла говорить именно так: растягивая фразы, будто была не итальянкой, а шведкой. Я послушал-послушал и прервал ее монолог коротким вопросом:
— Вы замужем?
И тут же добавил:
— Извините, что спрашиваю. Не отвечайте, если вопрос вам неприятен…
— Я замужем, — сказала синьора Лючия. — А вы, как я понимаю, холостяк?
Я кивнул, и синьора Лючия едва заметно улыбнулась:
— Холостяка легко определить по…
Она не стала продолжать, надеясь, возможно, что я спрошу, по каким признакам женщины отличают женатого мужчину от холостого, но я сказал нечто совсем иное, будто лишь сейчас пришедшее мне в голову:
— У меня же есть прекрасный французский «кагор»! Вы не против? Я знаю — женщины любят сладкие вина, а этот сорт… Я принесу бутылку, если вы…
Что-то промелькнуло в ее глазах, или мне показалось?
— Не сейчас, — с сожалением сказала она. — Это прекрасное вино, но мне нужно… Вы понимаете…
Я кивнул. Конечно, что тут было непонятного.
Я поднялся, всем видом изображая сожаление от того, что приходится так неожиданно прервать приятно начавшуюся беседу. На дне чашки осталось немного кофе.
— Если мы соседи, — сказала синьора Лугетти, протягивая мне руку, возможно, для пожатия, но я поступил, как англиканец, и (это не понравилось бы моему клиенту) поцеловал ее теплую податливую ладонь. — Если мы соседи, — повторила она, потому что поцелуй, которого она, видимо, все-таки не ожидала, прервал начатую фразу, — то еще увидимся, так что ваше вино не останется не распробованным.
Изящная фраза.
— Я живу в одиннадцатой квартире, — сообщил я, — и если вы освободитесь…
— Не сегодня, — покачала головой синьора Лючия. — Может, завтра… Вот что: позвоните мне завтра ближе к вечеру, и мы, возможно, что-то придумаем.
— Номер телефона…
— Спросите у Чокки, у него есть список.
— Действительно, — пробормотал я и секунду спустя оказался в коридоре перед закрытой дверью восьмой квартиры в состоянии душевного ступора, поскольку у меня сложилось стойкое ощущение того, будто это не я пытался в коротком разговоре понять, что из себя представляет жена моего клиента, подозреваемая им в "самом страшном преступлении против человечества", а именно она в течение нескольких минут препарировала меня, как кролика или подопытную мышку, и я бы не удивился, если при следующей встрече (завтра, конечно, завтра, в этом у меня не было никаких сомнений) синьора Лючия заявила бы, улыбаясь тонкими губами, едва тронутыми светлой помадой: "Синьор Кампора, мой муж не мог сделать ничего глупее, чем нанять вас, вы со мной согласны?"
Если синьора Лючия кого-то действительно ждала (в чем я почему-то сильно сомневался), я хотел бы видеть этого человека. Я прошел к себе и оставил дверь слегка приоткрытой, но толку от этого было немного: при желании я мог видеть коридор до самой лестницы — но в сторону, противоположную квартире синьоры Лугетти, лифт тоже располагался в противоположном конце коридора, и если гость воспользуется лифтом, я не смогу его увидеть.
Он действительно приехал в лифте — во всяком случае, в течение четверти часа по лестнице не поднялся никто, а дверцы лифта открывались четыре раза, и шаги по коридору тоже четырежды прерывали шероховатую тишину (шероховатость я ощущал физически — как щелчок чьей-то двери, скрип половицы, отдаленный разговор).