И все-таки орешник зеленеет
Шрифт:
— Буду тебя ждать.
Провожаю ее до лифта и смотрю, как она исчезает вместе с кабиной. Пока не знаю, что буду делать. Раздумываю. Кому позвонить первому? Сажусь в кресло и набираю номер Кандиля. Сейчас он как раз принимает больных. По утрам он бывает в американской больнице в Нейи, где у него обычно двое или трое пациентов. Через полчаса он пойдет с визитами.
— Алло… Я вас не отрываю от дела?.. У вас больной?..
— Перре-Латур?
— Да… Вы не свободны сегодня вечером?
— Только не в обеденное
— Я хотел бы поговорить с вами по важному и довольно срочному делу…
— Я освобожусь в десять часов, может быть, немного позже… Хотите, приеду в это время?
— Пожалуйста…
— Тогда до вечера…
Сидя в кресле, я гляжу перед собой. И вижу свою внучку, ее бледное, испуганное лицо и ищу для нее выход. Может быть, Жанна отчасти и права. Что касается медицинской стороны дела, то здесь не мне решать. А остальное? Конечно, такая девочка с ребенком…
Набираю другой номер, своего адвоката Террана, который живет на набережной Вольтера.
— Говорит Перре-Латур…
— Как ты поживаешь?
— Хорошо… Спасибо… Я боялся, что ты во Дворце Правосудия…
— Я так редко там выступаю!..
Он занимается главным образом финансовыми делами и входит в административный совет нашего банка.
— Ты свободен завтра утром?
— Только до одиннадцати часов… В одиннадцать у меня свидание на авеню Георга V.
— Можно тебя видеть приблизительно в половине десятого?
— Приходи…
Без особой охоты я спускаюсь в контору и диктую мадемуазель Соланж несколько не очень важных писем. Она, конечно, замечает, что мне просто надо убить время. И несколько раз с любопытством поглядывает на меня.
— Вам никогда не хотелось выйти замуж?
Не знаю даже, почему я спросил ее об этом. Ей, должно быть, лет тридцать пять или тридцать шесть.
— Нет.
— А вам не скучно жить одной?
— Я живу не одна. Я живу с матерью…
Были у нее любовники? Есть ли кто-нибудь сейчас? Моя сестра Жозефина, живущая в Маконе и самая старшая из нас — сейчас ей семьдесят девять лет, так и осталась в девицах. Весьма вероятно, что у нее вообще не было любовных похождений. Правда, время тогда было другое.
Интересно, что говорят друг другу Натали и Хильда в маленьком баре на улице Кастильоне. Я знаю этот бар, иной раз захожу туда выпить рюмку портвейна.
Через некоторое время поднимаюсь к себе. Открываю первый том мемуаров Талейрана. У меня целый шкаф мемуаров и переписки знаменитых людей. Это не случайно. Я отлично знаю, чего ищу в этих книгах, и не очень этим горжусь. Обнаруживая слабости у великих людей и их маленькие подлости, начинаешь меньше стыдиться себя. Говоря откровенно, я не бываю огорчен, если узнаю о их физических недостатках или болезнях.
После обеда снова принимаюсь читать, а в десять часов набираю номер Жанны. К телефону подходит она.
— Натали дома?
— Нет… Ты хотел поговорить с ней?— Нет…
— Значит со мной? — удивляется Жанна. Она почти сразу все поняла.
— Натали к тебе приходила?
— Да…
— Сказала тебе?
— Она мне все рассказала… Ты действительно не советуешь ей оставить ребенка?
— Но ведь это единственный выход, не так ли? Представь себе, в шестнадцать лет она свяжет себя ребенком… И еще неизвестно, как пройдут роды… Какой совет ты ей дал?.
— Противоположный твоему…
У нее перехватило дыхание. Она замолчала.
— Ты хорошо подумал?
— Я еще не нашел выхода, но найду…
— Вот почему сегодня за ужином она ела с таким аппетитом… Не понимаю, почему она решила обратиться к тебе?.. Прежде всего следовало бы сказать отцу…
— Постарайся, чтобы она не нервничала эти дни…
— Нам с тобой надо серьезно поговорить…
— Охотно… Только не будем торопиться… Мне требуется какое-то время…
Мои слова заинтересовали ее.
— Ты что-то придумал…
— Возможно… Прости, я должен положить трубку… Кто-то пришел… До скорого свидания…
Я не лгал. В кабинет входит Кандиль, протягивает мне руку. Не зная, зачем он мне нужен, он на всякий случай взял с собой свой чемоданчик.
Глава шестая
Этот человек, вероятно, лучше всех на свете знает меня, и как врач, и как друг. Я убежден, что он с первого взгляда понимает, в каком я настроении, и благодарен ему за то, что наблюдает он за мной незаметно.
— Вы как будто в форме, — говорит он, садясь, как обычно, в кресло.
С давних пор у каждого из нас есть свое место в кабинете, и я не забыл поставить коробку с сигарами поближе к нему.
Он замечает, что я немного возбужден, будто во мне вдруг снова пробудился вкус к жизни. Я и вправду чувствую себя моложе, увереннее в себе, освободился от мрачных мыслей, которые временами меня угнетают.
Обязан этим я Хильде и Натали. Они заставили меня поверить, что я еще могу на что-то пригодиться, и квартира моя сразу стала не такой огромной, не такой холодной, не такой пустой.
— Вы знаете мою внучку?
— Никогда ее не видел. Я лечил ее отца, когда он был мальчишкой и жил здесь. Ведь вы говорите о дочери Жака? Если не ошибаюсь, жена у него умерла…
— Через четыре года после свадьбы… Их дочь воспитывала Жанна, моя бывшая жена. Натали и сейчас живет с ней на бульваре Распай.
— У него картинная галерея? Я, кажется, видел его фамилию где-то на вывеске…
— Теперь вы будете видеть ее чаще. Жак скоро переедет на улицу Гранз-Огюстен…
Я жонглирую новостями, как фокусник. Знаю, что сейчас удивлю моего друга Кандиля, и оттягиваю этот момент, чтобы продлить удовольствие.