Идеальная жертва
Шрифт:
– Чего? – я тоже не могу сдержать улыбку.
– Ничего. Не боишься появляться рядом со мной в полотенце?
– А то что?
– А то вдруг упадёт.
– Вот так? – я цепляю пальцем край махровой ткани, и полотенце сползает по бёдрам тяжёлой спиралью.
Ру в два шага оказывается рядом, обнимает ладонями талию, проводит большими пальцами по животу – мышцы напрягаются от щекотки. Чмокает в губы, но взгляд бродит по моему телу, вслед за руками. Пальцы огибают пупок, скользят ниже и, разошедшись, проезжаются по
– Может, наконец-то позавтракаем? – смысл слов не вяжется с его задумчивым тоном и взглядом, примагниченным вниз. – Я тебя ждал.
– Ему очень приятно, что ты его ждал, – мурлычу игриво. – И если хочешь позавтракать, он всегда рад обеспечить тебя полезным белковым коктейлем.
Ру пару раз скользит пальцами по той же траектории – рядом с членом, но не касаясь, – тяжело переводит дыхание и отрывается от меня и руками, и взглядом.
– Скажи спасибо, что с твоей внешностью можно говорить что угодно.
– Но-но! Что за намёки? Я вообще-то и красивый, и умный.
Не удосужившись поднять полотенце – зачем нужна собственная квартира, если в ней нельзя позавтракать голышом? – делаю шаг к столу, и тут по заднице со всей силы хлопает ладонь Ру, звонко и обжигающе.
– Хэй!
– Нехрен меня фрустрировать. Я, между прочим, завтрак организовывал, а ты только ходишь сияешь.
Бухаюсь на стул – повезло, что здесь мебель мягкая. Например, сидеть голой задницей на стульях из нашей столовки было бы не очень.
– Я не виноват, что мне есть чем сиять. Грех прятать такую красоту от мира.
Ру насмешливо фыркает и занимает своё место напротив.
– Что же ты будешь делать в моё отсутствие? Ходить так по плацу, что ли? Чтоб восхищённые новобранцы падали штабелями.
– И кто теперь несёт чушь?
Он закидывает в рот большой кусок мяса и, прожевав, говорит:
– Это я тебя проверяю. Ладно ещё по девочкам, но по мальчикам – я против.
– Да нужны мне твои мальчики. Как уже говорилось, я не пидор.
– Однозначно нет, – Ру серьёзно качает головой. – Я даже не думал тебя подозревать.
Я укоризненно смотрю на него.
– Но! – поднимаю палец. – Насчёт девочек я тебя услышал.
Он пожимает плечами.
– Я ж не садист, держать тебя без секса столько времени.
Некоторое время над столом висит звук сосредоточенного жевания.
– Кстати, а ты что? Если у них там есть мутанты, так наверняка есть и симпатичные девчонки?
– Не-а, – он морщит нос. – Никаких контактов, только наблюдение.
– Херовый какой-то проект.
Последний кусок мяса. Ру тщательно жуёт, не глядя на меня. Затем всё же говорит, уставив взгляд в сторону окна:
– Мы это уже обсуждали. Я всё равно поеду.
– Да я что? Я
– Ты не можешь этого понять, – он снова закипает, как и всякий раз, когда разговор касается проекта Ланы. – У тебя есть статус, награды, уважение… А у меня – ничего! Достало быть пустым местом.
– Но это не повод лезть в такую стрёмную херню! Ты ещё не видел, что может получиться из этих закрытых проектов, а я знаю!
Глаза Ру вспыхивают ярко-голубым льдом, и я выдыхаю, говорю по возможности спокойно:
– Ладно, прости. Я рад, что ты нашёл что-то для себя. Надеюсь, всё пройдёт нормально.
Ясно, что переубедить его не получится. Я уже и так десяток раз повторил, что закрытый статус проекта означает, что он слишком дерьмовый, чтобы быть официальным. Плюс это гораздо опаснее: если что пойдёт не так, штаб тут же бросит всех участников и будет открещиваться от них любыми возможными способами. «Порочная инициатива отдельных сотрудников, которые превысили полномочия. Виновные уже понесли наказание» – вот чем частенько заканчиваются закрытые проекты.
Продолжая смотреть на меня, Ру серьёзно говорит:
– Там убивают мутантов. Таких же, как мы с тобой. Разве ты сам не хочешь, чтобы нас перестали держать за уродов? Ну так надо что-то для этого делать.
– Война никогда не прекратится. Если не там, то в другом месте, не мутанты, так ещё кто-то. Таков уж мир.
– Не строй из себя циника, тебе не идёт.
– Да какой уж цинизм, если я за тебя боюсь.
Он скептически кривится.
– А кто из больницы вышел месяц назад?
– Я хотя бы вышел.
При мысли о Йозефе Бауме, который не дожил до перевода в штаб, настроение падает окончательно. Взял, называется, на «показательную операцию», чтобы он получил звезду выслуги и посиял улыбкой перед камерами. Он благодарил. А теперь с надгробия улыбается.
– Ты в этом не виноват.
– Да блядь, в этом никто не виноват. Бауму было двадцать два, Малеку – девятнадцать. А знаешь, сколько таких парней было за всю мою жизнь?
Ру протягивает руку через стол и накрывает мою ладонь.
– Мы можем уйти. Уволиться и всё.
– Не знаю. Я никогда не думал о другом.
– Ну так подумай. Жизнь меняется. Мы можем что-то изменить.
Неуверенно киваю.
Сколько себя помню, я мечтал быть военным. В детстве фанател по артиллерии, оттуда осталась страсть к крупному калибру, а когда подрос и распробовал прелесть мордобоя, то переключился на пехоту. Когда пришло сообщение, что меня приняли в учебку, я весь день бегал с улыбкой до ушей, просто не мог сдержаться, а потом ещё неделю говорил только об этом. Ну, то есть как говорил – бегал ошалевший и повторял всем: «Меня приняли! Представь?! Приняли!». Мне было четырнадцать, люди брали мутантов на работу, а я верил, что переверну мир.