Идем в наступление

Зданович Гавриил Станиславович

Их было несколько, атак противника. Но все удалось отбить...

В 16 часов по нашему расположению опять ударила артиллерия, в воздухе повисло два десятка немецких бомбардировщиков...

И вновь — вражеская атака.

Теперь стало ясно: немцы атакуют НП дивизии. Надо было во что бы то ни стало остановить их.

— Все офицеры, охрана и связисты — в цепь! — отдал я распоряжение. И люди тут же залегли на склоне небольшой высотки, метрах в ста от НП.

Первая атака была отбита, но через час противник вновь перешел к активным действиям...

Однако в часе — шестьдесят минут. А мы привыкли ценить на войне каждую минуту, особенно в критических ситуациях. Так было и в тот раз. За час между первой и второй атаками гитлеровцев мы сумели создать на НП подобие обороны: окопались, собрали некоторое количество бойцов, заняли более удобную позицию.

— Разрешите мне залечь с бойцами, — попросил полковник Беспалько. — А вам бы, товарищ генерал, надо обратиться в медсанбат. У вас вся гимнастерка в крови... [170]

— Если потребуется, все пойдем в цепь... В случае новой атаки на НП остается только наш гость — начальник штаба 34-го гвардейского стрелкового корпуса полковник Савицкий. Поэтому вам некуда спешить, Игнатий Федорович...

...Была середина мая. В садах бушевала метель осыпающихся лепестков вишен и яблонь. А когда дул ветерок, относивший в сторону кисловатый пороховой дым, ясно ощущался запах сирени.

Голова у меня раскалывалась от боли, от потери крови стучало в висках, страшно мучила жажда.

«Отдыхать бы в этих местах, рыбачить, загорать на солнышке», — навязчиво вертелась в мозгу нелепая в тот момент мысль... А противник был всего в ста метрах.

Я отчетливо слышал гортанные команды немецких офицеров, поднимавших солдат в атаку. И вот уже в светло-зеленой листве кустарника задвигались темные пятна, постепенно их становилось все больше, они сливались в сплошную шевелившуюся цепь: фашисты шли на сближение.

— К нам на помощь подходит учебная рота, — доложил Савицкий. — Только бы продержаться...

— Продержимся. — Я вытащил пистолет. И тут же остальные последовали этому примеру: и полковник Беспалько, и прибывший к нам начальник политотдела 34-го гвардейского стрелкового корпуса полковник Артемьев и прокурор дивизии майор Садовников...

— Солдаты, — обратился я к тем немногим бойцам, что находились у НП, — будем стоять насмерть!

Более 1700 километров прошла дивизия от Дона до Днестра, провела 120 наступательных боев. И вот снова пришлось вспомнить старый девиз времен трудной обороны: «Стоять насмерть!»

А впереди темнела, извивалась вражеская цепь. Согнувшись, цепляясь за податливый кустарник, гитлеровцы короткими перебежками приближались к нам. Шли они без шинелей. И мне почему-то врезалось в память, как тускло поблескивали на солнце оловянные пуговицы их мундиров.

В воздухе заливались какие-то птахи. И от этого особенно давящей была тишина в те минуты.

На сколько метров подошли фашисты, сказать затрудняюсь. Только когда с яростным ревом, словно он защищал [171] от пуль, заглушал страх и толкал вперед, бросились они в последний рывок, раздался дружный залп наших бойцов. Дробно застучали выстрелы, послышались взрывы гранат. Нет, не молча отражали атаку советские солдаты. Они тоже что-то кричали, угрожающе приподнимались из своих мелких окопчиков, готовые броситься в яростную рукопашную схватку...

Полковник Савицкий, оставшийся на НП, успел доложить в штаб армии, что весь состав НП дивизии во главе с командиром отражает неприятельскую атаку. Ему сообщили, что в помощь нам высланы еще десять танков... Но Савицкий уже не услышал этих слов: он был тяжело ранен...

Зато я отчетливо помню, как кто-то в цепи закричал:

— Товарищ генерал, подмога! Мы выстояли!!!

Рядом с нами разворачивалась учебная рота. А невдалеке, где-то в тылах, заглушая выстрелы, постепенно нарастал металлический лязг и гул наших танков. Подходил и батальон Тимченко...

«Выстояли», — пронеслось в мозгу. И опять почему-то пришла мысль об отдыхе и рыбалке в этих местах... Я с трудом поднял голову. Перед глазами мелькали красные круги, но я все-таки увидел, как дрогнула вражеская цепь, как стала откатываться назад.

«Убит Беспалько... Убит Беспалько... Убит Беспалько...»

Что это, сон? Бред?

Надо мной склонилась санинструктор. В руке у нее бинты, почему-то запахло карболкой.

— Я и пульс проверяла, и ухом сердце прослушивала... Убит...

— Кто убит?

— Полковник Беспалько...

Всякое случалось на войне. Утраты приходилось переживать чуть ли не ежедневно. И все равно к ним невозможно было привыкнуть, каждая отзывалась болью в сердце. А как смириться, когда уходит из жизни человек, который тебе роднее брата, человек, с которым делил кров и хлеб, в которого безгранично верил, с которым столько вместе прошел по огненным дорогам войны.

Я потерял сознание... [172]

После операции и долгих препирательств с врачами меня не эвакуировали в тыл, а оставили в медсанбате дивизии. Отлеживался я в небольшой хате молдавского села Гортоп. Медицинская сестра Елена Ильинична Богачева ухаживала за мной, делала перевязки, а потом бежала в медсанбат помогать в операционной.

Тогда впервые за всю войну я оставался в полном одиночестве и многие часы думал об увиденном и пережитом... Перед глазами (в который раз!) вставали недавние бои, отчаянно трудный момент отражения последней атаки, гибель Игнатия Федоровича Беспалько... Потом почему-то я увидел себя мальчиком. Вспомнил, как на девятом году жизни плясал от радости на похоронах отца. Плясал потому, что теперь он больше не будет бить меня и маму... А мать плакала навзрыд и причитала: «На кого ж ты оставил меня с малыми сиротами...»

Потом была учеба в церковно-приходской школе, экзамены в большом селе Остров, куда от нас было десять верст ходу...

Летом 1915 года подошли к нашему селу кайзеровские солдаты. Мать, наскоро собрав троих детей, усадила нас на повозку, и мы, не теряя времени, тронулись в горестный путь.

Сколько скитались по пыльным, голодным дорогам, сказать не могу, только в Бобруйске занемогла мать и вскоре умерла от холеры...

Нас, троих сирот, определили в детский приют, который находился в селе Солоница на Полтавщине. Там я закончил 5-й и 6-й классы, выучился сапожному ремеслу, стал работать подмастерьем...