Иди через темный лес
Шрифт:
Стоило же нам сойти с дороги на черную тропу, как сам воздух потемнел, с каждым шагом становясь гуще, пока не превратился в кисель. Дышать им было не тяжело, но неприятно: казалось, он щупальцами заползает в гортань и легкие и обшаривает тебя изнутри. Я постоянно ежилась и пыталась откашляться, но добилась только того, что у меня действительно начало першить в горле.
Ничего зловещего или опасного в тропе не было, кроме постоянного сумрака, густого, как в холодные туманные вечера. Я даже расслабилась, решив, что нам, живым, действительно удастся спокойно дойти до сада и украсть перо.
А
Шарить вокруг в поисках остального скелета не хотелось.
Дальше кости попадались чаще и чаще, я и хотела бы не присматриваться, отвести взгляд, продолжить считать их поганками, но не выходило. Предательское зрение, столь слабое в свете солнца, оказалось по-звериному острым в сумерках, и от меня не укрывалось ни малейшей детали. Я видела на костях и следы мелких острых зубов, словно полчища крыс грызли их, и оплавленные знаки, словно раскаленной спицей кто-то пытался оставить послания, и переломы такие, какие оставить могло только могучее чудище, способное разорвать человека пополам.
Охотник шел последним, выбивался из сил, чтобы не отстать, но все равно нам приходилось иногда останавливаться и дожидаться его. Во время одной из таких остановок дерево у тропинки – заморенный, выглядящий совершенно безопасным дуб – схватило меня за рукав узловатой веткой. Я завизжала, отпрыгнула назад, и часть дуба повалилась вслед за мной на тропу, и только тогда я смогла разглядеть, что за меня схватился иссохший до состояния мумии человек. Из одежды на нем остались только серые лохмотья, кожа плотно облепила кости, особенно череп; глаза слабо блестели в провалах глазниц.
Он – или она, уже не разобрать, – держался за меня мертвой хваткой и что-то едва слышно хрипел. Я скорее видела, как шевелятся высохшие в нитку губы, чем разбирала слова.
– Не ходи… Дорога… кольцо… не ходи!
Меня сковали омерзение и панический ужас, я только и могла, что стоять и беспомощно смотреть, как мумия, цепляясь за мою одежду, пытается подняться и тянется худой трясущейся рукой к моему лицу. Наверное, я бы так стояла и ждала невесть чего, если бы подбежавший волк не наступил на спину мумии, сломав ей хребет. С едва слышным стоном человек осел на землю бесформенной кучей тряпья.
– Похоже, один из смельчаков, – спокойно пояснил волк, отдирая от моей штанины руку мертвеца, так и не ослабившую хватки. – Не стой столбом – ему уже ничем не помочь.
Панический паралич, наконец, меня отпустил, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы унять нервную трясучку. Было стыдно: испугалась не пойми чего, всего-то обычный человек. Мне его даже жалко не было.
Я постаралась побыстрее выбросить инцидент из головы, чтобы не задумываться, сколько же времени на тропе провел несчастный.
Вечные туманные сумерки давили на разум. Я оглядывалась, всматривалась в чащу, но не видела там ни малейшего движения: ни дерево не качало веткой, ни хитрая зверушка не шныряла вдоль тропы, посверкивая глазами.
Если бы не присутствие волка и охотника, я бы уже свихнулась
Мы в очередной раз остановились, поджидая отставшего охотника, я дожевывала запасы водорослей, чтобы утолить жажду. Волк щурился куда-то за спину охотника.
– Сестрица, – тихонько шепнул он, – в темноте ты зорче. Посмотри: мне кажется, или за спиной охотника что-то движется?
Я вздрогнула всем телом, успев представить воплощение всех моих страхов, вгляделась в силуэт охотника. Он шел тяжело, но уже не хромал и не падал без поддержки. Пожалуй, нам и правда стоило обождать с путешествием, дать ему отлежаться, но он сам настаивал на том, чтобы пуститься в путь безотлагательно.
За его спиной действительно что-то шевелилось, ворочалось, как огромный медведь, разбуженный от глубокого зимнего сна. Я не могла рассмотреть, что это за тварь, её скрывали стволы деревьев, но чем дольше я смотрела, тем страшнее мне становилось. Не выдержав, я крикнула во весь голос, разрушая глубокую, опутанную паутиной тишину:
– Охотник! Сзади!
Он, слава богу, не стал оглядываться, а из последних сил бросился вперед. Мы же, как два дурака, стояли и смотрели, как все ближе и быстрее мелькает тварь за его спиной, темная и огромная.
И только когда охотник добежал до нас и упал, хватая ртом воздух, а движение за его спиной замерло, словно было не более чем обманом зрения, я сообразила: это был лес. Все это время деревья медленно ползли за нашими спинами, съедая дорогу и наш шанс вернуться назад. Их корни арками поднимались над тропой, перегораживая ее, сухие, рухнувшие стволы путались в разлапистых кронах соседей, колючий кустарник прямо на глазах прорастал сквозь тропу.
– Дороги назад нет, – побелевшими губами шепнула я, и резко обернулась, уже готовясь и впереди увидеть ту же картину. Но тропа ровно вела вперед, на ее обочине рос огромный разлапистый можжевельник – сквозь туман его очертания казались силуэтом огромного многорукого чудовища.
– Мы это с самого начала знали, – отдышавшись, сказал охотник. – Так что мы либо дойдем до сада Жар-Птицы, либо присоединимся к ним, – он махнул рукой в сторону костей.
Вот уж что меня не прельщало, так умирать здесь от голода и жажды. В который раз предложив охотнику помощь, и в который же раз получив категорический отказ, я быстро пошла вперед.
Теперь деревья не скрывались, размахивали ветвями при полном безветрии. Они скрипели и шуршали, словно переговаривались и обсуждали нас. Моя мнительность достигла такой степени, что мне чудилось, что они делают ставки, как далеко мы заберемся. Честно говоря, это не лучшим образом сказывалось на боевом духе.
Кости под ногами попадались уже на каждом шагу, некоторые сразу же рассыпались в прах, другие откатывались в сторону, если мы о них спотыкались. Однажды попался почти целый скелет в истлевших обносках, в которых угадывалась богатая одежда, рядом лежал проржавевший насквозь кинжал. На грудной клетке тускло блестела подвеска – алый камень в почерневшей от времени оправе. Впечатление портило только отсутствие черепа и части позвонков – словно его оторвали и унесли.