Иди, поймай свою звезду
Шрифт:
– Я понимаю, – бормочет Монтан. Но по глазам вижу, что не убедил.
– Тонара – женщина. Может женщина испугаться и от испуга сказать что-нибудь вслух? Заметь, я не говорю, что она испугалась. Или другой вариант. Она работала на Зоне, слышала всякое. И, увидев, как появился шар, могла нецензурно выразиться. А тут подходишь ты и просишь скопировать ролик. Должна девушка убедиться, что в запись не попало ничего такого?
У Монтана краснеют изнутри уши. Не знает, куда деть глаза. Ну совсем еще ребенок.
– Монтан, я, конечно, не настаиваю. Но на твоем месте подошел бы к Тонаре, объяснил ситуацию и извинился.
Бедняга
– Смелее. Ты же член Отряда.
Парнишка встает и решительной походкой обреченного направляется к Тонаре. Тут же подключаюсь к его очкам. «Аве, Цезарь. Идущие на смерть приветствуют тебя» – бормочет Монтан. Кого он имеет в виду под Цезарем, интересно было бы знать. Похоже, догадывается смышленый, что я его подставляю. Черт! Он же в землю смотреть будет, а мне ее глаза видеть нужно. Осматриваюсь. Кора с Анной утешают Мириамочек. Дьявольщина! Кто же еще? Гранит! Начальную школу конспирации прошел, когда по Гребу работал. Связываюсь с ним через очки.
– Слушай, не перебивай. Сейчас Монтан будет разговаривать с Тонарой. Хочу видеть выражение мордочки Тонары. Крупным планом. Но так, чтоб они не заподозрили, что ты за ними наблюдаешь. Вопросы потом.
Гранит поднимается, осматривается и лениво бредет куда-то. Ложится на новом месте, устраивается поудобнее. Вижу картинку с его очков. Гранит включает увеличение, кажется, что могу дотронуться до носа Тонары. На самом деле между ними метров двести. К Тонаре подходит Монтан. Звук меня не интересует, убираю его. У Тонары отваливается нижняя челюсть, ушки встают торчком. Переключаюсь на очки Монтана. Так и есть. Изучает землю у ног девушки. Переключаюсь на очки Тонары. Пристыженный Монтан – жалкое зрелище. Снова смотрю на Тонару глазами Гранита. Как она смутилась. От стыда готова в нуль уйти. Уши просто пунцовые изнутри. Массаракш! Она и на самом деле что-то знает. Знает, но молчит. Монтан был прав. Молодец, парнишка. Это надо обмозговать. Утром.
– Шеф, что происходит? – интересуется Гранит, когда Монтан уходит.
– Забудь. Монтан плохо подумал о Тонаре. Я посоветовал извиниться перед ней. Нас это не касается. Ни тебя, ни меня. Извини, что разбудил.
Накрываю голову крылом. Тихо восхищаюсь собой и отлично проделанной работой. Анна еще говорит, что психолог из меня – как из вороны синяя птица. Пусть говорит. Мы-то знаем..!
– Афа, не спи. Малышкам помочь надо.
– Малышки пусть над надписью подумают. Утром поговорим.
– Ах ты, бегемот крокодилообразный! – это уже Анна. Ну чего я им плохого сделал?
– Кора, неужели это толстокожее чудовище – отец моих детей? Я ему сейчас крылья оборву.
Ох ты, елки-палки. Анна – это Анна. Сказала – сделает. Пока человеком была, у нее хоть когтей не имелось. Всего-навсего метлой дралась.
– Кора, чуешь, испугался, пернатый. Правильно испугался. Что с ним сделаем? Побьем или бойкот объявим?
Поспешно сажусь на хвост, прячу крылья за спиной.
– Афа, ты должен извиниться перед малышками, – строго произносит Кора.
– За что?
– За то, что ты сейчас сказал.
Вспоминаю, что я говорил. Для верности прокручиваю запись. Женщины напряженно смотрят на меня.
– Он же не допер, бегемот толстокожий! – удивляется Анна и начинает заливисто смеяться. Кора фыркает
– Отец, эта надпись на шаре адресована нам, – приходит на помощь Мириван. Мириам номер два сообщает, что любит и прощает нас. Мы вели себя как последние сволочи…
– Предали и бросили ее… – подхватывает Мириту.
– … а она нас простила… – опять слезы ручьем.
– Мы ее даже в систему имен не включили. – занимается самобичеванием Мириту. – Это она должна была стать Мириту, а я – Мирифри.
Ох девушки, мне бы ваши проблемы… Чем бы вас занять, чтоб не ревели? Придумал.
– Кончайте воду из глаз лить. Заржавеете. Ой! Ой, отпусти! Больно же! А если я на твоем ухе повисну? Успокоились? Теперь давайте подробности.
– Какие подробности, отец? После того, как мы переписали себе память настоящей Мириам, мы держали N2 за нечто среднее между кибером и дрессированной собачонкой. А она нас за это ненавидела. А теперь простила. Она же тоже жизненный опыт накапливала и развивалась.
– Вот это меня и интересует. Сколько лет она копила этот самый жизненный опыт перед тем, как простила вас?
– Отец, кто же на такой вопрос ответить сможет?
– Кроме вас – никто. Так что постарайтесь. Поставьте себя на ее место.
Мириамы глубоко задумываются.
– Я думаю, не меньше трех-четырех лет, отец, – произносит Мириту.
– А верхняя граница?
– Что ты под этим понимаешь?
– То время, когда это ее перестанет интересовать.
Мириамы удивленно переглядываются. А я обдумываю новую гипотезу. Допустим, если пересадить киберсистему Мириам в череп дракона. Или пропустить память через конвертер и записать в мозг дракона обычным образом… Какого цвета получится дракон? Если пересадить киберсистему, то очки-комп точно будут не нужны.
– Мириту, ты в моих очках паслась. Главное меню системы видела. У тебя есть что-то похожее?
– Да, отец.
– Дай взглянуть.
– Отец, ты что? Это же я, моя… душа. Туда нельзя…
– Скажи еще – с грязными лапами, – напускаю на себя обиду, отхожу метров на сто и ложусь пластом на камни. Кора и Анна тут же дружно набрасываются с упреками на бедную Мириту. Мириван вяло огрызается, защищая сестренку. Сама Мириту всхлипывает и глотает слезы.
Откуда я это знаю? Наблюдаю через очки Коры. Конечно, нехорошо, разве я спорю? И не надо про то, что цель оправдывает средства. Ничего она не оправдывает. Ее саму еще оправдать надо. Но я влез не в свое дело – в руководство коллективом, одним словом – не имея за душой ни способностей к оному, ни каких-то полагающихся руководителям достоинств. Приходится недостатки маскировать под достоинства.
Массаракш! Можно подумать, я оправдываюсь. Ни-ичуть! Констатирую.
Пока вел этот внутренний диалог, чуть не прозевал самое интересное. Мириамы встают, топают ко мне и лезут на спину.
– Полетели.
– Куда?
– Вперед.
– Зачем?
– Не хочу на глазах у всех.
Понятно. Войти в чужую душу – процесс интимный. Если это настолько серьезно, то о последней гипотезе можно забыть. Блюз – не третья Мириам. Но они друг друга знают.
Садимся на берегу. На обширном песчаном пляже. Мириамы осматриваются и остаются довольны. Садятся на песок, лица обеих каменеют. Над чем-то работают.