Шрифт:
Когда-то в давние времена, восьмидесяти верстах от Саратова, в окружении больших и малых озёр и рек, стояло небольшое село Рождественское, названное в честь возведённого здесь православного храма во имя Рождества Христова.
Приглянулось то село именитому заезжему из Казанской губернии – однодворцу Алексею Иванову, сыну Дурасова. Бил он
Так, милостью царской, село Рождественское стало Дурасовкой.
Встревожился народ. Вздыхали да крестились: вон чего приключилось-то! Спасть легли Божьими людьми, проснулись дурасовскими холопами. То ли ещё будет! Однако с былой покорностью приняли крестьяне государеву волю. Встретили новых хозяев, как и подобает простому русскому человеку – с поклонами до самой земли, уверениями почитать Алексея и Агафью Ивановых, как отца с матерью. Только новообретённые родители оказались скупы на ласку, зато на расправу скоры и суровы. На этом присказке конец, а сказке – самое начало.
*****
Жил в селе парень по имени Кузьма. Не сказать, чтобы лицом красив или там изрядно силён был, но располагал к себе спокойным нравом, сговорчивостью. Брался за любое дело: кому сена накосить, избёнку подправить или там дровишек к зиме заготовить. Зачастую оплатой служили горячая похлёбка с куском хлеба или одёжка какая с хозяйского плеча. Парень и этому рад, было бы, чем прокормиться. Одним словом – сирота горемычная. Ни отца с матерью, ни домишка какого захудалого. Так и жил сызмальства в работниках.
Приглянулся Кузьма управляющему новым поместьем Дурасовых. Грех от такого дармового работника отказываться. Вот и пристроил он Кузьму в дворовые. Всё бы ничего, вроде бы сытно, не зябко и при деле. Только хлеб горьким на вкус оказался. Целыми днями в работе, никакого продыха. Чуть зазеваешься, управляющий быстро напомнит, кому чем обязан. Не уразумеешь, плётка подгонит.
Послали как-то Кузьму к хозяйскому столу рыбы наловить. Встал парнишка спозаранок, снасти в охапку и прямиком к реке. А вокруг необыкновенность какая!
Алая зарница по небу расплёскивается. Мелкая пташка песней новый день встречает, сердце радостью наполняет. Вдали, под лучами восходящего солнца, поблёскивает Идолга. Словно тропинка лесная, игриво петляет меж берегов. Красивее этой извилистой и светловодной речушки в жизни своей Кузьма ничего не видывал.
– Эх ты, чудо чудное, воля вольная! Кабы крылья да взлететь высоко-высоко к синему небушку! Или в реку окунуться, ребёшкой какой оборотиться и плыть себе по течению, наперегонки с ветром! Ииидооолгаааа!!!
Услыхала Кузьму русалка. Любопытно стало ей. Обернулась плотвичкой и поплыла к берегу. Притаилась под ивой, прислушалась к заветным словам, с которыми молодой рыбак, прежде чем снасть закинуть, к реке обратился:
– Как пойду я на реку быстру, на воду шустру. На ней есть рыбки-трепетушки, быстрые резвушки. А спущу я невод, как шелковый платок, и в этот неводок да в каждый поводок да попадёт по рыбке…
Захотелось плотвичке получше разглядеть парня. Забыв про осторожность, подплыла к самому берегу, да и угодила прямиком в ловушку. Затрепыхалась, забилась бедная, пытаясь вырваться, да только ещё больше запуталась.
Заметил Кузьма, что вода неспокойной стала, бросился сеть вытягивать. Веточку ивовую срезал, приготовился пойманную рыбёху на пруток насадить. Трепыхаются бедолаги из последних сил, о землю бьются. А одна из них – вертлявая плотвичка – пуще всех. Рот беззвучно раскрывает, словно пощады просит. Показалась Кузьме, будто слезинка из потухающих глаз выкатилась. Одна, другая. Подхватил рыбак обессиленную рыбку, поцеловал и отпустил на волю. Встрепенулась та, юркнула меж пальцев, и нет её. Вот проказница! Рассмеялся Кузьма, крикнул плотвичке вслед:
Конец ознакомительного фрагмента.