Иду по тайге
Шрифт:
Здесь меня осенило. Торопливо расстегиваю сумку, вынимаю уже уснувшую рыбину и осторожно кладу ее на воду. Хариус стоит рядом, не обращая на мои движения никакого внимания. А может, как раз они и привлекают его? Мертвая рыбина, чуть качнувшись, ушла в воду и опустилась на камни. Хариус мгновенно бросился к ней, несколько раз боднул, словно старался разбудить. Но та лишь покачивалась от его толчков, оставаясь безучастной и к хариусу и ко всему окружающему миру.
Я протянул руку, норовя поймать хариуса, но в этом месте было слишком глубоко, и мои пальцы лишь коснулись широкого плавника. Это касание заставило опомниться оранжевоперого великана, и он, сверкнув серебристым брюшком, исчез.
Долго
Ухи в тот день я так и не попробовал.
Нужно было готовиться к новому сенокосу, и я отправился рубить бревенчатые настилы для стогов сена. Начать решил с Хитрого ручья. От дома недалеко, а главное, представлялась возможность заняться тамошними хариусами. Очень уж они разноцветные, да и повадками друг на друга не похожи.
Ручей назвали Хитрым, потому что на протяжении какого-то километра он умудряется четыре раза спрятаться под землю. Сначала он течет, как всякий обыкновенный ручей. Где глубже, где шире. Рыба в нем плавает, ручейники по дну ползают. И вдруг возле тополиной рощи он ныряет в россыпь камней и исчезает. Был ручей, и нет его. Пройдешь немного и опять на ручей натыкаешься. Снова он с рыбой, снова с козявками разными. Словно и не думал прятаться.
Я спрашиваю у косарей: каким образом рыба попадает в верховья Хитрого? Они говорят, что ничего особенного в этом нет. Мол, там под землей такие тоннели — человек пронырнет. Вот рыба туда-сюда и плавает.
Я уже говорил, что Хитрый ручей разделен на четыре отрезка-плеса. Между ними нет даже маленькой канавки. Так вот в первом плесе хариусы желтые, во втором черные, в третьем зеленые, вернее, изумрудные, а в четвертом бесцветные, словно выгоревшие на солнце. Самый ближний к реке плес называют Песчаным. Его дно покрыто желтым песком — и хариусы оделись там в золотистый наряд. Следующий плес — Омут. Здесь много родников и очень глубоко. Вода в Омуте непроглядная — хариусы черные да еще и с особинкой. Обыкновенные хариусы клюют утром и вечером, иногда в обед. Эти же только на рассвете. Днем ты не соблазнишь их самой вкусной приманкой. Да что там приманкой! Даже упавших в воду комаров и мошек никто не трогает.
Но как только забрезжит полоска зари, взбирайся на склонившуюся над омутом лиственницу и пускай «мушку» к воде. Тотчас из самой глуби взметнется рыбина, и если рыболов удачлив, а леска надежная — быть ему с уловом.
Клев длится с полчаса, иногда чуть дольше. Потом прекращается почти на целые сутки. Становится светло, и рыба замечает пристроившегося на упавшей лиственнице рыбака, а может, причиной тому что-нибудь другое. Сколько угодно гадай, но никому еще не удавалось поймать «черныша», как мы называем живущих в Омуте хариусов, днем…
В сотне шагов от Омута — плес Скалистый. В нем много водорослей. Здесь Хитрый прижимается к скалам. На их вершинах вздымаются буйные шапки кедрового стланика. То ли от водорослей, то ли от стланика вода в ручье приобрела зеленый цвет, и хариусы стали изумрудными. Словно селезни в весеннем наряде.
Верхний плес плесом назвать трудно. Просто россыпь выбеленных солнцем и непогодой камней, а между ними блестит вода. Под водой на самом дне лежит лед. Но хариусов здесь, пожалуй, больше, чем в остальных плесах. Рыбки небольшие, светлые и очень проворные. Они могут переправляться из одной колдобины в другую прямо по камням. Клюют бойко и так же проворно срываются обратно в воду. С пяти-шести поклевок только одна рыбка оказывается в ведерке. Поэтому-то в Верхнем плесе так много хариусов с рваными губами…
Солнце в июне встает рано. Два часа ночи, а уже светло. Просыпаюсь, выпиваю кружку чаю и к Хитрому. Сегодня я ловлю «золотников» из Песчаного плеса. Эти хариусы особого доверия к «мушке» не питают. Поэтому я ловлю их поплавочной удочкой. Целый день они копаются в песке, извлекая личинок стрекоз и поденок. Наживляю на крючок пойманного здесь же ручейника и пускаю приманку к самому дну. Минут десять поплавок спокойно лежит на воде, потом исчезает. Происходит это в тот момент, когда меня отвлекает то ли прошумевшая над головой стая уток, то ли раскричавшийся на ветке кулик-улит. Всего на мгновение и отведешь глаза, а поплавка нет. Торопливо подсекаю, но «золотник» успел стянуть ручейника, и из воды вылетает пустой крючок.
Ругая себя, забрасываю удочку с новой наживкой, и вскоре проворный «золотник» уже на берегу. Он и вправду словно позолоченный. Даже на спинном парусе россыпь желтых пятен. Очутившись в ведре, хариус возмущенно брызжет водой, затем успокаивается и принимается изучать обстановку.
Выудив семь «золотников», тороплюсь к Омуту. Я решил перевоспитать хариусов-«чернышей» — научить их ловиться в обычное для всех хариусов время. Ведь «золотники», «изумрудники» и «беляши» клюют, как и положено нормальным хариусам, а эти только в предрассветную пору. Вчера я выпустил в Омут двенадцать рыбин со Скалистого плеса и ровно двадцать с Верхнего. А вот сейчас, отщипнув на память по маленькому перышку от пышного наряда «золотников», отправляю в гости к «чернышам» и представителей Песчаного плеса.
Интересно, как встретят «черныши» своих воспитателей? Сначала, конечно, будут сторониться, а потом привыкнут. А там, глядишь, вместе с новоселами начнут и комаров ловить. Наверное, «черныши» просто не знают, что можно неплохо поохотиться и в другое время. Отпущу четыре дня на знакомство и изучение обстановки, а в воскресенье устрою экзамен…
В субботу до полуночи разгружали удобрение, я здорово устал и проспал утреннюю зорьку. Омут встретил меня тишиной. Вся вода усеяна комарами, но нигде ни единого всплеска. У берега покачивается снулый хариус. По выщипанному перышку узнаю «изумрудника». Интересно, отчего он погиб? Может, я неосторожно придавил рыбку, когда снимал с крючка? Или причина в чем-то другом? Вдруг и остальные переселенцы погибли? День-два поплавали и погибли, а вороны с утками уже подобрали лакомую добычу. Только этот и остался.
Пробую ловить и на «мушку», и на поплавок — ничего не получается. Оставляю удочку у лиственницы и отправляюсь домой досыпать.
Назавтра поднимаюсь затемно. С вечера упала густая роса, холодно так, что даже комары попрятались. Правда, один все же зудел и несколько раз садился на щеку, но я его не прихлопнул. Может, это какой-то особенный морозоустойчивый комар?
Омут маслянисто блестит среди деревьев. Кажется, из него скорее выудишь русалку или водяного, чем хариуса. Я совершенно не вижу скользящей по воде «мушки» и угадываю ее только по усам волн, разбегающимся от обманки в разные стороны.
Тишину утра будит негромкий всплеск, и я чувствую заходившую на леске тяжелую рыбину. Бросаю ее в мокрую от росы траву и снова опускаю «мушку» к воде.
Рыбы клюют одна за другой. Ах, как хочется продлить «лев хоть на пару часов, но, отгуляв положенные тридцать минут, хариусы ушли на дно и затаились. Понимая, что дальнейшая рыбалка бессмысленна, спускаюсь с лиственницы и сматываю удочку. Небо очистилось от туч, посветлело так, что могу рассмотреть улов. Некоторые хариусы успели уснуть, другие слабо шевелят жабрами. Как я и ожидал, клевали одни «черныши». Штук пять — настоящие великаны, остальные поменьше. Все рыбы с широкими темными спинами, словно вывоженными сажей боками и такими же черными хвостами.