Идущие на смерть
Шрифт:
— Вот сука! — возмутился Бурый. — Таких ублюдков на перо надо сажать!
Вадим кивнул.
— И меня прихватили, как видишь…
— За что? — спросил Куликов, хотя ему было все равно, за что прихватили бандюгана.
— Неисполнение приказа в боевой обстановке. Но тот приказ чистое самоубийство. Сам посуди, я должен был принести цинк патронов пулеметчику, но налет китайской авиации расхреначил все укрепления и до пулеметного гнезда ползти пришлось бы по насквозь простреливаемому пространству. Ползти ни много ни мало тридцать метров в самый разгар боя, когда плотность огня такая, что руку высуни из окопа
Бурый замолчал, видимо ожидая каких-то комментариев, вопросов или даже сочувствия от Вадима, но Куликов промолчал.
В животе заурчало и Вадим почувствовал, что чертовски голоден, что неудивительно, ведь уже четыре часа, а он со вчерашнего вечера ничего не ел, только воды напился, хоть с этим здесь проблем не возникло.
— Давно тут сидишь? — спросил Вадим.
— В полдень привезли. Остальные тоже все сегодняшние. Видимо до вечера с нами успеют разобраться…
Бурый оказался прав. В пять часов к загону подкатило три крытых брезентом грузовика и всех штрафников погнали к нем.
— Получайте обновку! — крикнул ефрейтор-хозяйственник из первой машины. — Налетай-разбирай!
Из грузовика стали вылетать комплекты формы непривычного песчаного цвета: штаны, гимнастерка, зеленая майка и черные трусы, а также комплекты химзащиты, все стянуто солдатскими ремнями с латунными бляхами с серпасто-молоткастой звездой.
— Кому размеры не подошли, маленькие или большие, поменяетесь между собой…
Из второго грузовика полетели сапоги-кирзачи и вещмешки в которых что-то брякало, как позже выяснилось, это были наборы из котелка, кружки и фляжки с ложкой, а из третьего – зимняя верхняя одежда: бушлаты такого же песчаного цвета с синими воротами и синие же шапки-ушанки.
— Это что такое?! — возмутился один из штрафников, поймав первый комплект.
— А что тебе не нравится касатик? — с издевкой поинтересовался ефрейтор.
— Что это за рухлядь?!
— Вполне приличная по качеству форма. Новая, если можно так выразиться, по крайней мере неношеная ни разу. Как изготовили так сразу на склад и отправили.
— Ей сколько лет, хозяин горы?
— Это да, не свежеиспеченная. Еще советская, афганки.
"Пятьдесят лет, не меньше, — невольно подсчитал Вадим. — Как она еще не сгнила за такой срок и в труху не рассыпалась?! Но ведь не рассыпалась".
— Но вам какая собственна разница, в какой форме подыхать, в только что сшитой по последнему писку военной моды или полвека назад?
На это ничего вразумительного ответить ефрейтору не смогли, только обматерили, на что он лишь посмеивался.
— Хоть химзащита современная, — вздохнул кто-то, — а не те резиновые презервативы с профессорскими очками и гофрированным хоботом. Хотя я бы уже не удивился, получи мы их…
Несколько человек невесело посмеялись.
— Может и эти гондоны бы вам выдали, чтобы добро зазря не переводить, — сказал ефрейтор, — но увы резина как бы хорошо ее не хранили, имеет свойство быстро портиться. Старые противогазы уже просто в труху превратились.
— И то радость.
— Броники хоть не из прошлого века? — поинтересовался другой.
— Этого я не выдаю, — ответил ефрейтор. — Получите на месте с оружием.
— И то счастье…
— Переодевайтесь лучше, — посоветовал "хозяин горы". — Мне еще ваше тряпье-шмотье забирать.
— Что, прямо сейчас и здесь?
— Ну да. А то когда и где?
— Холодно же!
— Ничего, на линии фронта отогреетесь! Там будет жарко!
— Крыса тыловая! Хорек!
— Всем переодеться в выданную форму и сдать старую! — в мегафон приказал подошедший к загону капитан военной полиции, подтверждая слова ефрейтора. — У вас пять минут! После переодевания получите еды.
Последний аргумент оказал свое самое положительное воздействие, потому как никто похоже не жрал уже очень давно.
Штрафники переоделись в условно новую форму, побросав старую которая на самом деле намного новее "новой" в кучу. Хотя переодеваться на январском морозце оказалось не очень-то комфортно.
Теперь все штрафники, кем бы они раньше ни были: пехотинцами, танкистами, десантниками, артиллеристами, моряками, морпехами, а также всяческие гражданские: симулянты прикидывающихся слепыми, глухими и прочими инвалидами, пацифистов которым бог в людей стрелять не велит, зэки, пошедшие на войну в добровольно-принудительном порядке и т. д. и т. п. превратились в одну единую однородную массу. Они стали похожи на солдат, которых словно выдернули из прошлого с помощью машины времени.
Старую форму и цивильную одежду гражданских солдаты-раздатчики погрузили в грузовики и увезли.
— Ну вот, другое дело, — сказал капитан. — Теперь можете поесть перед дорогой, набраться сил.
Подкатила полевая кухня, штрафникам в выданные только что котелки стали наливать черпаком жидкую не пойми из чего сваренную баланду. Но и это лучше чем ничего.
Глава 2
Из подкатившего, к концу завтрака-обеда-ужина, УАЗика вышел, на первый взгляд, такой же штрафник, если судить по форме и подошел к загону.
— Мои, на? — спросил он у капитана, кивая в сторону загона, как старые знакомые поздоровавшись с тем за руку.
— Твои, комбат.
— Все, на?
— Да.
— Сколько, на?
— Триста двенадцать человек.
— Хорошо, на… а то нас недавно потрепало знатно… Под кассетную бомбардировку угодили практически на открытом месте, на… Сто тридцать пять человек от пяти сотен осталось… остальных как корова языком, на… Даже в бой вступить не успели.
Вадим невольно содрогнулся всем телом, хотя уже согрелся в теплом бушлате.
Капитан понятливо и даже сочувственно кивнул и открыл ворота загона, входя туда сам вместе с комбатом.
— Кончай жрать! Становись! — скомандовал капитан.
Жрать и так уже все давно закончили, сразу почувствовав, что с прибытием нового лица их посиделки в качестве стада животных в загоне закончатся, а потому все подчистили и прибрали.
Штрафники быстро построились.
— Равняйсь! Смирно! Дальше сам…
Комбат кивнул и пошел вдоль строя, вглядываясь в лица своих новых подчиненных.