Иеро не забыт
Шрифт:
Метс, словно окаменев, наблюдал исход погони. Антилопа прижалась к стволу, прямо под ветвью, на которой он сидел; бока животного тяжело ходили. Сейчас, метнув копье, Иеро мог бы пронзить низко склоненную шею сразу за угрожающе выставленными вперед рогами.
Конец наступил быстро. Один из охотников молнией метнулся к зверю; человеческий глаз не успевал уловить движения. Темная фигура проскочила мимо смертоносных рогов на расстоянии, не превышавшем толщины клинка. Видимо, это был отвлекающий маневр: второе существо с той же стремительностью скользнуло к антилопе, на миг слившись с ее телом. Что-то сверкнуло в лунном свете, и убийца отпрянул в сторону. Антилопа мотнула головой, пытаясь удержаться на ногах; темная струя крови хлестала из рассеченного горла.
Поразительно! Секундой раньше шесть гибких высоких теней замерли полукругом около издыхающего зверя; в следующий миг степь опустела. Если бы не труп антилопы, темневший под деревом, Иеро бы решил, что вся сцена привиделась ему во сне.
Он терпеливо ждал. Едва ли простая случайность привела странную погоню к его укрытию. Нет, что-то еще должно произойти, и лучше быть готовым ко всему.
То, что случилось потом, не имело отношения к ментальным силам – просто налетел шквал ужаса. Страх не был оформлен в конкретную мысль, не поддавался объяснению. Скорее, он напоминал тот гнет, ту томительную тревогу, которую человек испытывает, когда барометр начинает падать и тяжелая духота, повисшая в воздухе, предвещает наступление бури.
Нечто страшное приближалось, подкрадывалось к Иеро, а он, беспомощный и бессильный, не мог защититься. Во мраке под деревьями и кустами вспыхнули оранжевые и желтые огоньки хищных глаз; они горели яростным пламенем, пожирая застывшую на ветви жертву. Ночной ветерок принес странный запах; неприятный, зловещий, но смутно знакомый, он внушал ужас. Пальцы священника судорожно стиснули древко копья, словно якорь спасения.
Этот инстинктивный жест укрепил его душу; голова стала ясной, и Иеро вдруг понял, что едва не покорился злым чарам, с которыми не сталкивался раньше. Он, охотник, сам едва не стал добычей. Нет, хуже, много хуже – беспомощной жертвой! Эта мысль одновременно разгневала и приободрила его; избавившись от наваждения, метс попытался осмыслить странный способ нападения.
Никто не пытался овладеть его разумом. Такое нападение он распознал бы без труда и легко смог защититься. Но что же тогда? Что именно подверглось атаке? Тело? Однако, кроме запаха, едкого и неприятного, он не ощущал никакого физического воздействия. Сомнений тем не менее не было – его атаковали, атаковали сознательно и намеренно. Ощущение ужаса еще не исчезло, оно продолжало гнездиться в нем – уже подавленное, неспособное причинить вред ни телу, ни разуму.
Горевшие в ночи глаза были иллюзией, порождением страха, который еще минуту назад сжимал тисками горло, орошал потом виски. Только страх, иррациональный ужас, который не мог нанести ни физических, ни ментальных ран и с которым он сумел совладать. Да, сколь ни удивительно, он подвергся химической атаке. Нападавшие хотели привести в смятение его чувства, одурманить страхом, превратить в испуганное животное. Глаза священника сузились; он не сомневался, что догадка верна, и мысленно принес извинения обитателям замершей неподалеку деревни. Скорее всего, они не были ни тупыми, ни начисто лишенными любопытства. Ужас стал частью им жизни – это он погрузил деревню в мертвое молчание, загнал людей в жилища и потушил огни. Меры предосторожности, не более.
Каким-то образом эти тени, эти бегущие в ночи умели воздействовать на самые глубокие, животные уровни психики. Запах – вероятно, естественное оружие – усиливал стран, вызванный концентрацией злой воли. Никакой интеллект не мог защитить от него; минуя мозг, смрад ударял по нервной системе, вызывая один из основных рефлексов, таких же как крик новорожденного или слюноотделение у собаки при виде пищи. «Вероятно, загадочные твари отлично научились влиять на эмоциональные центры своих жертв», – угрюмо подумал священник. Им удалось напугать его почти до смерти. Еще мгновение – и гибельный клык, коготь или нож вонзились бы в тело. При желании охотники могли сделать беспомощным и недвижимым любое существо, как сковали ужасом антилопу, лежавшую сейчас под деревом, чтобы потом подойти и спокойно перерезать ей горло.
Могли, но не сделали. Почему? Иеро подумал, что знает ответ. В первый раз с тех пор, как он обнаружил дьявольские создания, губы путника искривились в мрачной усмешке.
Он чувствовал, как растет нетерпение ночных охотников, бешеное, алчное; он ощущал это так ясно, словно мог погладить кончиками пальцев исходившие из мрака ментальные волны. Почему жертва не спускается вниз, не подставляет горло? Раздражение перешло в ярость; Иеро уловил гнев, нависший над ним, словно темный зловещий туман. Нет сомнений, что скоро они начнут действовать. Эти существа не встречали сопротивления. Что ж, пусть! Теперь, обуздав страх, Иеро приступил к проверке нервной системы и обмена веществ. Все было в порядке, если не считать охватившей его холодной ярости. Он даст этим тварям хороший урок!
Метс соскользнул по ветви вниз и, найдя подходящую развилку, прижался к стволу; легкий ночной ветерок трепал волосы. Теперь он находился ближе к земле, но все еще достаточно высоко, чтобы выполнить задуманное. Иеро был осторожен, помня о невероятно быстрой реакции врага. Если его предположения верны, то дело придется иметь с одним противником – во всяком случае, для начала.
Облака вновь затянули небо, скрыв лунный диск; Иеро сжался, стараясь слиться с темной грубой корой дерева. Форма ближайших ветвей и расстояния до них отпечатались в голове. Он вытащил меч, прислонил копье к стволу и стал ждать, уверенный, что приманка в капкане не останется без внимания.
Когда луна исчезла совсем, тихий шорох и царапанье когтей подтвердили его предположение. Темная фигура карабкалась на дерево, точнее, скользила, как призрак; она двигалась едва ли медленнее, чем на земле, но Иеро был готов к встрече. Как только круглый череп показался у его колен, священник с большой аккуратностью опустил на него плашмя свой клинок. Послышался треск, скрежет сдираемой с ветвей коры – видимо, полуоглушенное существо пыталось зацепиться и остановить стремительное движение вниз, к земле; затем раздался глухой стук. Услышав шум, свидетельствующий о поспешном приземлении врага, Иеро громко расхохотался – насмешливо, вызывающе. То был обдуманный поступок; он хотел взбесить стерегущих во мраке и не просчитался – ярость, бушевавшая у подножия дерева, ударила по его чувствам вполне осязаемо, подобно выпущенному из пращи камню. Осажденный приготовился к новой атаке.
Второй противник полез на дерево куда осторожнее, хотя и его движения были очень быстрыми. Видимо, он не сомневался в победе; благословляя врага плоской стороной клинка, Иеро заметил что-то вроде лассо, свисавшего с плеча охотника. Похоже, жертву собирались взять живьем! Снова раздался треск сучьев, скрежет когтей и гулкий звук удара о землю. Но на этот раз последствия падения оказались более тяжелыми, если судить по гневному визгливому воплю, достигшему ушей Иеро. Тот снова расхохотался, чувствуя, как глумливый смех вызвал у затаившихся внизу врагов новый приступ бешеной ярости. На это метс и рассчитывал; теперь, поступившись гордостью, они поспали на дерево двоих.
На равнине эти создания перемещались с молниеносной быстротой, но густая крона дерева слегка замедлила их движения. Иеро, твердо стоявший на широкой надежной развилке, считал, что не уступает им в скорости. Первый из нападающих получил сокрушительный удар краем щита в висок и рухнул вниз, увлекая за собой водопад листьев и обломанных ветвей. Второй был хитрее; он лез по противоположной стороне ствола и успел добраться до развилки чуть раньше, чем меч Иеро плашмя обрушился на его шею – как раз под ухом. Пальцы предприимчивого охотника разжались, звякнул выпавший нож, а его хозяин бессильно повис на ветке у ног Иеро.