Иероглиф смерти
Шрифт:
Когда до конца рабочего дня оставалось чуть больше часа, Корсак, остановившись возле пластиковой перегородки, чтобы подтянуть ослабший шнурок на ботинке, невольно подслушал разговор двух менеджеров.
– Ой, а ты видел последнюю серию «Цыганской любви»?
– Нет. А что там?
– Ой, там такое! Короче, слушай…
«И с такими милыми ребятами мне предстоит работать каждый день, – с тоской подумал он. – С девяти утра до шести вечера, с понедельника по пятницу… А иногда даже в субботу. И, что особенно неприятно, – в понедельник, утром…»
Глеб
Корсак вышел на лестничную площадку, на стене которой висела табличка «Место для курения», ослабил на шее галстук и поморщился. Он успел подзабыть, что зарабатывание денег может быть таким скучным занятием.
– С ума я тут сойду, – вздохнул он.
– Есть сигаретка? – окликнул женский голос.
Глеб повернулся и протянул пачку подошедшей блондинке. Утром он видел ее в отделе кадров.
– Как вам первый день? – спросила она, закурив.
– Замечательно, – ответил Глеб. – Все такое чистое и белое… Как в больнице.
Блондинка выпустила струйку дыма уголком губ и усмехнулась:
– Иронизируете?
– С чего вы взяли?
– Это видно. Говорят, вы были известным журналистом, но после скандала вынуждены были уйти из профессии?
– Люди много всякого болтают.
– Еще говорят, что вы картежник. И что вы сильно проигрались. Это правда?
Глеб не ответил. Девушка не стала настаивать. Она затянулась сигаретой и, выпустив дым, помахала перед лицом рукою.
– Хотите начистоту?
Глеб пожал плечами:
– Валяйте.
– Вы здесь не приживетесь.
– Да ну?
– Точно вам говорю. Вы не такой, как все мы. Другой формат, понимаете?
– Не совсем.
– Мы – «офисный планктон», – разъяснила девушка. – А вы – творческий человек.
Глеб усмехнулся:
– Это комплимент или обвинительный вердикт?
– Констатация факта. – Блондинка стряхнула пепел в стальную урну и снова посмотрела на Корсака. – Не могу понять, как вас сюда занесло?
– Ветер был попутный.
Глеб посмотрел через стеклянную стену на кабинет начальницы. Лена… То есть Елена Владимировна… А еще точнее – Елена Прекрасная, сидя за столом, беседовала с представителем фирмы-клиента.
Девушка проследила за взглядом Глеба и понимающе улыбнулась.
– А, понятно.
– Что «понятно»?
– Вы очередной протеже нашей мегеры.
– «Очередной»?
Девушка кивнула:
– Угу. Но это ненадолго. Она вами наиграется и заменит кем-нибудь другим.
– Мрачную перспективу вы мне обрисовали, – иронично заметил Глеб.
– Правдивую, – пожала плечами блондинка. – Она не для вас.
– Хотите сказать, что я ее недостоин?
– Наоборот. Она вас недостойна. По сути, наша Леночка Владимировна – заурядная стерва.
Девушка швырнула окурок в урну.
– Ладно, не болейте!
Она махнула ему ладошкой, повернулась и ушла. Оставшись один, Глеб снова посмотрел на Лену… то есть на Елену Владимировну, поскольку теперь она была ему не только любовницей, но и начальницей, и здесь, в офисе, он обязан был звать ее по имени-отчеству, да еще и обращаться к ней на «вы».
Начальница как раз выпроваживала представителя клиентов, радужно ему улыбаясь и открывая перед ним стеклянную дверь кабинета.
– Н-да… – задумчиво проговорил Глеб. – А ведь девчонка права – эта дверь открывается в обе стороны.
4
По пути домой Глеб заехал в супермаркет и купил все, что необходимо молодому мужчине, чтобы приятно скоротать вечер в одиночестве, а именно – бутылку водки «Смирнов» и литровую бутылку тоника. Проходя мимо стеллажа с компакт-дисками, он увидел кучу новых альбомов, выбрал из стопки альбом джаз-ремиксов и направился к кассе.
Интересно, что происходит с нереализованными компакт-дисками? – подумал он вдруг. Куда их отправляют – на какой-нибудь сток-склад или прямиком на свалку? А может, их разбирают себе продавцы? В качестве премиальных. Глеб попытался представить себе продавца, который взял бы себе в качестве премиальных диск с бит-версиями хитов Сары Воэн или Луи Армстронга. Ему представился немолодой, уставший от жизни мужчина. Большая голова с залысинами, очки, резкие морщины по краям рта. Пиджак такой же поношенный, как лицо, но обувь новая и хорошая. Потому что этот парень – старый москвич, а ни один уважающий себя москвич, даже тот, чье пальто побито молью, не позволит себе разгуливать по улицам в дрянной обуви. Лет сорок назад этот лысоватый любитель джаза был юным стилягой, называл друзей «чувачки» и бриолинил себе чуб. С тех пор он сильно пообносился, сменил кучу работ. Но кое-что от прежних замашек осталось.
Испытывая симпатию к неведомому продавцу, берущему премии компакт-дисками, и считая его почти товарищем по несчастью, Глеб свернул во двор и остановился возле подъезда, уставившись на собаку, привязанную к железному заборчику, огораживающему клумбу. Собака лежала на земле, вытянув передние лапы и положив на них голову. Выглядела она внушительно – белая, рослая, короткошерстная, с массивной головой, купированными ушами и маленькими глазами.
Намордника на собаке не было, хотя на вид она явно принадлежала к группе грозных бойцовских зверюг, для которых перекусить человеку ногу или руку не стоило никакого труда.
Среагировав на приближение Глеба, собака приподняла голову и уставилась на него своими темными глазами. Несколько секунд собака разглядывала его, а затем снова опустила голову на лапы.
– Хорошая собачка, – на всякий случай сказал Корсак.
Он осторожно двинулся к подъезду, стараясь пройти как можно дальше от собаки и думая о том, что встретиться с такой зверюгой, когда она голодна и рассержена, он не пожелал бы и врагу.
Вот, наконец, и подъезд. Глеб прижал электронный ключ к гнезду замка, распахнул дверь и шагнул в теплый полумрак подъезда, испытывая некоторое облегчение оттого, что встреча с бойцовским псом закончилась благополучно.