Иероглиф зла

Серова Марина

Немного подождав, пока чай заварится, сэнсэй принялся разливать заварку по стаканчикам. И ученики нашей группы, и в особенности японские студенты смотрели на сие действо завороженными взглядами, как будто Кузьмин творит на наших глазах некое чудо. А преподаватель всего-навсего наполнял стаканчики светло-коричневой

жидкостью, которая, вдобавок ко всему, обладала далеко не волшебным ароматом. Но я почему-то поддалась всеобщему настроению и тоже стала наблюдать за движениями Кузьмина.

Внезапно атмосфера чего-то необычайного оказалась грубо нарушена стуком в дверь. Сэнсэй недовольно поставил чайник на место и обернулся. Дверь аудитории приоткрылась, и я увидела какого-то парня лет семнадцати. У него было виноватое лицо – видимо, из-за того, что прерывает учебное занятие.

– Здравствуйте, – робко поздоровался молодой человек. – Вы уж извините, что отвлекаю, но вроде это вам…

Парень протиснулся в дверь, и я разглядела, что одной рукой он держит в правой руке довольно увесистый запечатанный конверт, на котором были нарисованы японские иероглифы.

– Понимаете, я в соседнем кабинете английским языком индивидуально с преподавателем занимаюсь, – пояснил он. – Сегодня, до занятия, какой-то человек принес конверт, положил на стол учителю. Я ждал преподавателя, повторял заданное, и забыл про посылку. Преподаватель сперва внимания не обратил, а сейчас увидел, ну, раз иероглифы, значит, вам… Еще раз простите за беспокойство, вот, возьмите…

Молодой человек неловко всунул конверт в руки Кузьмину и поспешил ретироваться, видимо, до сих пор переживая за возникшую неловкость. Какой, однако, вежливый товарищ, подумала я. Ни дать ни взять настоящий японец – вроде там они любят переживать, если каким-то образом доставили неудобство другому человеку…

Сэнсэй, по-видимому,

был удивлен возникновением конверта. Я сразу же насторожилась – Маргарита ведь рассказывала про странные посылки, и я была уверена, что конверт появился в кабинете неспроста. Скорее всего, это продолжение всей запутанной истории, которую мне предстоит раскрыть, дабы предотвратить возможное покушение на жизнь Юрия Алексеевича.

Сэнсэй подошел к своему преподавательскому столу и, не став дожидаться окончания нашего своеобразного занятия, вскрыл конверт. Я ожидала увидеть что угодно – письмо, открытку, фигурку оригами, наконец, маску, только гораздо меньших размеров, нежели те, что имелись в кабинете. Однако то, что вытащил Кузьмин, оказалось для меня полной неожиданностью. Как, впрочем, и для остальных присутствующих в аудитории…

В конверте находилось не письмо и не рукописное послание. Преподаватель извлек на свет божий засушенный огненно-красный цветок с красивыми закрученными лепестками и длинными тычинками. Я никогда раньше не видела подобного растения не только вживую, но даже на картинках. Чем-то лепестки и тычинки цветка походили на огненные языки пламени, каким его изображают на детских иллюстрациях.

По всей аудитории пронесся возглас изумления – видимо, японским студентам было знакомо это растение. На стол выплеснулась заварка – Марико-сан случайно опрокинула свой стакан. Я увидела, что глаза девушки были испуганы, как будто она увидела призрак. Посмотрела на Маргариту – та побелела, точно полотно. Ни Александр, ни Катя с Леной, ни Дима напуганы не были, но они замерли и взирали на сэнсэя с нескрываемым удивлением.

– Это же хиганбана! – прошептала с нескрываемым ужасом Маргарита. Я посмотрела на девушку с недоумением.

Конец ознакомительного фрагмента.