Иерусалим
Шрифт:
ЧАРЛЬЗУ Н. БРАУНУ, ЧАРОДЕЮ ОУКЛЕНДА
Услыхали мы, что появился в мире новый рыцарский
Орден на земле той самой, кою Он, сойдя с небес,
посетил некогда во плоти, — новая разновидность
рыцарства, что безустанно сражается как против плоти
и крови, так и против духовных сил зла.
Non nobis, Domine, non nobis, sed Nomine Tuo da
gloriam [1] .
1
Не нам, Господи, не нам, а Имени Твоему (лат.). — Здесь и далее прим. пер.
Смерть — владыка жизни.
ГЛАВА 1
Ближе к полудню захромал и второй конь. Сидя за спиной Марка, Раннульф чувствовал, как лошадь спотыкается и шатается всё сильнее — покуда не встала окончательно, отказавшись идти дальше.
Раннульф соскользнул с её спины. Другой рыцарь остался в седле; чуть слышно выругавшись, он безжалостно вонзил шпоры в бока коню. Бедное животное испустило долгий усталый вздох. Раннульф отошёл на несколько шагов, огляделся. Выбеленная, как старая кость, кругом под пронзительно-синим небом простиралась пустошь, поднимаясь на юге к чёрным голым холмам, которые местный народ называл Ибрагимовой Кузней. На севере, дрожа в жарком мареве, извивалась и убегала к гряде дорога.
Марк, всё ещё сидевший в седле, сказал:
— Ему конец. — Он снял шлем, отёр рукавом лицо. — И нам тоже.
— Если скакать всю ночь, на рассвете будем в Аскалоне, — отозвался Раннульф.
— Да, но мы остались без коней. Хотя ваше всезнайство этого, возможно, и не заметили.
— Там, впереди, караван-сарай. Доберёмся туда, добудем свежих коней.
Марк между том собрал в кулак концы поводьев и охаживал коня по шее и плечам. Раннульф снова взглянул на юг, па клубящуюся у горизонта дымку, гадая, не пыль ли что, предвещавшая скорое появление сарацин. Он и не предполагал, что войско Саладина способно передвигаться так быстро. Рука Марка ослабла и опустилась — поводья не помогли. Колени коня подломились, и он начал заваливаться на бок. Рыцарь вскрикнул и соскочил на землю.
— Надо взять седло, — сказал Раннульф.
— Чёрт с ним, с седлом! Там, за тем холмом, миллион песчаных свиней! — Марк со злостью топнул ногой о землю. Голос его звенел от страха и ярости. — Далеко до гостиницы?
— Седло принадлежит Ордену. — Раннульф наклонился над конём, который был ещё жив, и ослабил подпругу; под его рукой брюхо животного дрогнуло. Надежда раздобыть в караван-сарае коней была сама по себе ничтожна, но надежды раздобыть седло не было вовсе никакой.
Марк круто повернулся к нему:
— Забудь о седле, Святой. Я пойду пешком, но не стану ничего таскать.
Кровь ударила Раннульфу в голову, глазам стало жарко; он осенил себя крестом, глядя прямо в глаза Марку, но тот уже увидел, что он перекрестился, и отступил, подняв руки, ибо знал, что означает этот жест.
— Ну ладно, ладно.
Наклонясь, он расстегнул уздечку и снял её с умирающей лошади. Раннульф взвалил седло на плечо, и они зашагали дальше.
Лето кончилось, и самая страшная жара ушла вместе с ним, но над этой ровной иссушенной сковородой солнце раскаляло воздух, и он мерцал и тёк, словно воды реки. Тут и там сквозь тонкую песчаную корку равнины пробивались кустики травы. Дорога, светлее окружающей земли, была не просто тропой, а трактом в добрую сотню футов шириной, испещрённым ямками следов, пересекающимися колеями и кучками старого навоза. Края её отмечали камни, груды булыжников, сломанные колеса, мусор, рваная сбруя и кости.
— Так далеко до гостиницы? — снова спросил Марк. Раннульф заслонил глаза от света.
— Может, нам и не придётся идти к ней пешком. Смотри. — Он указал на дорогу. За неровным краем камней и обломков над голубоватыми камнями курилась пыль. Кто-то приближался к ним с востока.
— Сарацины, — сказал Марк.
— Вряд ли, — возразил Раннульф. — Это наши.
— Отсюда же ничего не разглядишь. Это лишь догадки.
— Нет. Смотри, куда они скачут. Там только Керак. Это наши. — Раннульф смотрел вперёд, на плывущее к ним облако пыли, стараясь сообразить, где кавалькада выедет на дорогу. — Пошли, — сказал он и пустился рысцой навстречу всадникам.
— И всё-таки тебе следовало поехать верхом, — сказала Сибилла. — Ты всех задерживаешь. — Она опять придержала лошадь, приноравливаясь к движению повозки.
В ней, позади трусящих мулов, простёрлась на подушках кузина Сибиллы Алис — она полулежала, одной пухлой рукой вцепившись в край короба, а другой методично прихлопывая мух, что залетали пожужжать в тенёчке под балдахином.
— Если ты думаешь, что мне удобно, Сибилла, — спешивайся и присоединяйся ко мне. Но если я поеду верхом — поверь, это задержит нас ещё больше.
Сибилла вздохнула. Вот уже два дня они ехали по этой пустой равнине. Она умирала от желания наконец добраться до края её, оказаться где-нибудь ещё — всё равно где. Пятеро рыцарей скакали перед ней, и пыль, поднимаемая ими, слепила ей глаза. Она несколько раз говорила Жилю, командовавшему её охраной, чтобы они ехали позади, но Жиль только усмехнулся ей в лицо и посоветовал пересесть в повозку и поплотнее задёрнуть занавески.
— Ты не должна позволять ему так с тобой разговаривать, — заметила Алис.
— Да, наверное, — отозвалась Сибилла. Она не желала признавать, что боится Жиля. Потом где-то впереди раздался крик, рыцари сомкнулись перед ней и замерли.
Что-то происходило впереди; повозка остановилась, и Алис подалась вперёд, всматриваясь в происходящее сквозь тучи мух.
— Что там?
Сибилла понудила лошадь отойти от повозки и направилась мимо рыцарей в голову каравана.
А там Жиль из Керака натянул повод коня и обнажил меч. Дородный сильный воин был куда старше Сибиллы; из-под его шлема падали на плечи белёсые, словно кость, волосы.
— Стойте, где стоите! — прокричал он.
Незамеченная им, Сибилла придержала коня чуть позади Жиля и посмотрела туда, куда глядел он. К ним по дороге шли двое. Оборванные, грязные, бородатые, они походили на разбойников. Один из них, повинуясь приказу Жиля, остановился, другой же, не сбавляя шага, подошёл к беловолосому рыцарю и проговорил:
— Я беру твоего коня, и мне нужен ещё один — для брата.
Сибилла, потрясённая, вскинула голову. Жиль только презрительно рассмеялся.