Иезуитский крест Великого Петра
Шрифт:
Царевич точно выполняет поручения, возложенные на него отцом.
До апреля 1712 года молодые живут вместе. В Торн приезжает А. Д. Меншиков, и Алексей, узнав о новом приказе, отправляется в Померанию для участия в военных действиях. София-Шарлотта по приказу государя переезжает в Эльбинг.
В продолжение лета лишь однажды царевич покидает корпус князя А. Д. Меншикова, который стоит под Штеттином, и посещает жену. Проездом побывали в Эльбинге и царь с супругой. Оба довольны красавицей Софией-Шарлоттой.
— Сын не заслуживает такой жены, —
«Все это радовало бы меня, — писала она матери, — если бы я не видела из всего, как мало отец любит сына…»
Осень и зиму царевич в Мекленбурге, вдали от жены.
Странно такое разлучение новобрачных, замечает М. П. Погодин.
В конце декабря царевич Алексей едет с Екатериной Алексеевной в Петербург. По дороге он заезжает в Эльбинг повидать жену, но узнает о ее давнем отъезде (она уехала, даже не уведомив его) в Брауншвейг, к родителям.
Царевич едет в Добертин, но следует указ государя вернуться к царице и с нею продолжить путь в Россию.
Царица ждет, ибо только 27 января 1713 года Алексей пишет письмо из Эльбинга отцу, что не застал жену и отправляется «при государыне матушке, по ея приказанию».
Он словно бы стремится освободиться от надзора, но его преследуют то указ отца, то приказание государыни-матушки быть при ней.
В феврале он прибывает с ней в Петербург. Матушка государыня в положении, ждет очередное чадо, но глаз не спускает с чада большого и чужого для нее. Почему?
Возможно, ответ на этот вопрос даст в какой-то степени рассказ датского посла Вестфалена, записанный, правда, по поводу других событий и несколько позже, но все же, на наш взгляд, освещающий истинные помыслы Екатерины Алексеевны в эти годы. Посол рассказывал, что Екатерина, собираясь следовать с Петром за границу (речь идет о событиях января 1716 года, к рассказу посла мы еще вернемся), боялась оставить в России Алексея, который, в случае смерти Петра, овладел бы престолом во вред ей и ее детям.
Можно предположить, что он ждет встречи с женой, но его чувства остужают вынужденной разлукой, или иные какие причины и виды на то были: о них судить не беремся.
Царевич принимает участие в финляндском походе государя, затем едет в Москву выполнять его поручения. Со всяким прилежанием врученные ему дела исполняя как можно скорее, Алексей Петрович в течение лета после поездки с отцом в Або наблюдает за рубкой леса в Старой Руссе и Ладоге. Лес идет на постройку кораблей.
Отец, зная, что принцесса София-Шарлотта прибыла в Россию, приказывает сыну находиться в Новгородской губернии.
XVI
Только в начале августа Алексей прибывает в Петербург, где с июня его ждет жена. Супруги живут во дворце, неподалеку от церкви Божией Матери всех скорбящих.
По прибытии царевича в новую столицу по городу из уст в уста расходится молва о враждебных отношениях между отцом и сыном. Подмечают и начинающийся разлад в семье царевича. Нельзя не согласиться с М. П. Погодиным, заметившим, что продолжительная разлука с женой (полтора года) вскоре после брака не могла не иметь вредного влияния на их отношения.
Царевич скрытен более прежнего. В переписке с друзьями используется даже «цифирная азбука».
Он коротко сходится с энергичным А. Кикиным, брат которого ранее был казначеем царевича. Новый друг — злейший враг отца (А. Кикин был близок царю, но попал в опалу).
Оппозиция Петру, возлагающая все свои тайные надежды на молодого наследника, собирается подле него. В кругу лиц, близких царевичу Алексею во время его жизни в Петербурге, мы видим также князя Василия Владимировича Долгорукого, царевну Марию Алексеевну (она держит связь с Суздалем и оказывает немалое влияние на царевича. Не упустим из виду и следующую деталь: А. Кикин, один из петербургского кружка лиц, близких Алексею, казнен будет ранее других в Москве, с лицами, проходящими по «суздальскому делу»).
Царевич старается отклонить всякое сношение с матерью, но связь все-таки была. Сестра жены учителя его Вяземского, Марья Соловцова, передаст ему от матери без всякого письма молитвенник, книжку, две чашечки под водку, четки и платок. Об этом пишет Н. Костомаров. Он же сообщает, что царевич посылал матери два раза по несколько сот рублей через царевну Марью Алексеевну.
Жена не имела на него особого влияния. У нее был свой двор, состоящий исключительно из немцев, при ней постоянно находилась ее подруга Юлиана Луиза остфрисландская, которая настраивала ее против русских и супруга.
В кругу близких лиц царевич под пьяную руку говорил с негодованием: «Вот чертовку мне жену навязали! Как к ней приду, все сердитует, не хочет со мною говорить! Все этот Головкин с детьми! Разве умру, то ему не заплачу и сыну его Александру: голове его быть на коле, и Трубецкому… Они к батюшке писали, чтоб на ней мне жениться».
Алексей советовал ей уехать от него на родину.
Пытаясь избежать отца и мачехи и их людей, Алексей, когда надо было идти на парадные обеды к государю или князю Меншикову, говорил: «Лучше бы мне на каторге быть или в лихорадке лежать, чем туда идти».
София-Шарлотта по-своему хотела сделать добро ему и направляла на путь истинный, чем вызывала еще большее его недовольство. Не могло не задевать его и то, что при дворе он и жена не пользовались особым почетом. «Екатерина и Меншиков, — пишет М. П. Погодин, — старались, кажется, причинять им много неудовольствий, огорчений и даже оскорблений. Сказалась, видно, уже вообще перемена в расположении к царевичу. По крайней мере царевич так описывал свое положение при дворе: «Отец мой и царица так обходились с моею женою, заставляя ее служить как девку, к чему она, по своему воспитанию, не привыкла; следовательно, очень огорчалась; к тому же, я и жена моя терпим всякой недостаток». М. Семевский приводит свидетельства современников, что в спальню Софии-Шарлотты протекал дождь.