Иго любви
Шрифт:
— Дался тебе этот Балдин! Он тут при чем? Не за двух Веру выдаю… Ну, ступай! Надоела!..
Входя в гостиную, где ждут ее мать и барон, Вера не может победить своей дрожи.
Она не глядит на жениха, подавая ему руку в знак согласия разделить с ним жизнь. Она в нем разочаровалась.
Визит длится недолго. Но на прощание барон торопливо удерживает Веру и с таким несчастным лицом лезет в карман мундира, как будто собирается вытащить жабу.
— Это вам, — лепечет он, протягивая невесте футляр.
Надежда
— Жемчуг! Настоящий жемчуг…
Она взвешивает его на руке и оглядывается на покрасневшую Веру.
— Фамильный, — тихо говорит барон и вытирает платком лысеющий лоб. — Его носила моя мать… моя бабушка… все женщины в нашем роду…
— Да, он потускнел немного. Жемчуг надо носить, чтоб он не умирал. Вера, благодари жениха!
Вера делает глубокий реверанс, и барон умиленно качает головой. О такой именно тоненькой, юной и воспитанной барышне он мечтал еще с юных лет. Покойный отец его, всегда грубо шутивший над застенчивостью сына, предрекал ему век прожить холостяком, а под старость попасть в лапы скотницы.
— Наденьте его, — тихо просит барон. — Вы мне напомните мать.
Вера надевает тяжелые нитки, скрепленные большим рубином. С бледной улыбкой она глядит на себя в зеркало. На белой невинной шейке тускло мерцает фамильное сокровище. Это целое состояние. Это цепь, которой она будет привязана к роду Норденгеймов… «Баронесса… Я баронесса?..» — впервые всплывает в сознании. И горделивая радость окрашивает румянцем ее бледное лицо.
Целый день до самой ночи она ходит в этом жемчуге, принимает поздравления прислуги, затем знакомых. Вечером она едет с матерью к генеральше Карповой, чтоб принять благословение крестной и показать подарок.
Барон торопит свадьбой и очень огорчается, что приданое не будет готово раньше, чем через месяц.
Надежда Васильевна ожила. В доме суета: покупают, выбирают, кроят, шьют, вышивают… Настроение праздничное, и незаметно тает печаль Веры. Она живет, как в тумане, путаясь в волнах газа, тарлатана, атласа, любуясь бархатом, мехами, драгоценностями, извлекаемыми из сундуков, предлагаемыми купцами и факторшами. Днем катание, примерки, покупки. Вечером, измученная, слабенькая и хрупкая, она хочет спать. Но тут приезжает жених. Надо его занимать… Они играют в дурачки, или он показывает фокусы. Или смешит, рассказывая еврейские анекдоты. Вера зевает и дремлет. Он встает и прощается. Ему жалко «бедненькую птичку»…
К концу второй недели Вера входит во вкус, и ей нравится мысль быть майоршей, дамой, носить бархатное платье и кружевную наколку. Глаза ее сверкают, когда она видит себя перед зеркалом в темно-синем, как февральское небо, бархатном платье, так дивно оттеняющем ее горячую бледность, ее хрупкую красоту.
Эту красоту и ее чары она сознает впервые. И опять радость опьяняет ее.
За неделю до свадьбы, в праздник барон, как всегда, обедает у невесты.
После превосходного обеда и рюмки легкого вина он переходит с Верой в гостиную и плотно усаживается в глубоком кресле.
— Сыграйте что-нибудь, — просит он с умилением, замечая у стены фортепиано.
Вера краснеет от удовольствия. У нее много талантов, но еще не было времени за этой сутолокой развернуть перед женихом все эти дары.
— Классическое? — спрашивает она, поднимая крышку фортепиано и уставляя пюпитр для нот.
— Как… как вы сказали?
— Вы любите Бетховена или Моцарта?.. А может быть… салонное? Хеллера?
— Вот… вот… этого самого…
Радостно улыбнувшись, Вера садится на табурет. Певучие, нежные звуки льются из-под ее гибких пальцев.
Барон умиленно качает головой. Вот оно — счастье! Всегда он мечтал жениться на барышне, которая говорила бы по-французски, танцевала бы pas de ch^ale и качучу, которая играла бы вот так же живо на фортепиано. Мечта сбылась.
Вера увлекается, играет тонко, со вкусом. Ей досадно, что за этот месяц она отстала, что техника ее ослабела. Вот сейчас два трудные пассажа. Не осрамиться бы!.. Уши ее горят, когда она справляется, наконец, с левой рукой. Она немного смазала… Авось он не заметил!
Она кончила и ждет, застенчиво опустив голову. Тишина…
Она робко оглядывается… Барон сидит неподвижно, глубоко, всем корпусом уйдя в кресло и свесив голову на грудь.
Вдруг легкий храп долетает до слуха Веры.
Она встает. Глядит на жениха, полуоткрыв рот. Щеки загорелись от обиды.
А он так сладко спит, убаюканный звуками.
Что-то подкатило к горлу. Вера выбегает из гостиной, зажав рот руками, красная, с сверкающими глазами и в передней наскакивает на мать. В капоре и салопе, как всегда нарядная, Надежда Васильевна спешит на бульвар, где ждет ее Хлудов.
— Ха!.. Ха!.. Ха!.. — истерически заливается Вера.
— Ты с ума сошла? Чему ты?
Вера, не отвечая, прислонилась к стене. Вся согнулась от смеха. Приотворив дверь, Надежда Васильевна заглядывает в гостиную.
Барон сладко спит.
Торжественно справили обручение. Было много гостей: Спримон, генеральша Карпова, ее племянницы, подруги Веры, их братья-кадеты. Из театра пришли актеры. Рискнул явиться на приглашение и Хлудов. Надежда Васильевна засияла, увидав его. Вера сделала вид, что ничего не понимает. Из имения вернулся Лучинин и привез роскошный букет.
Был превосходный ужин. Пили шампанское. Спримон плакал в уголку, вспоминая Федю. Но Вера, казалось, забыла о нем. Барон надел ей на пальчик массивное кольцо. Все ее поздравляли. Спримон подошел последним. Поглядел на Веру, хотел сказать что-то, но беспомощно махнул рукой, всхлипнул и вышел из гостиной. Побледнев и затуманившись, Вера смотрела ему вслед.
Надежда Васильевна догнала Спримона в передней, обняла его и поцеловала в висок.
— Воля Божия, голубчик!.. Знать, не судьба… А жизнь берет свое.