Шрифт:
Глава 1
Под порывами октябрьского ветра, налетавшего на дом, редко, но надоедливо хлопала задняя дверь. Осенью косяк разбухал, и надо было как следует надавить на дверь, чтобы закрыть ее. Сегодня они забыли это сделать. Джесси подумала: надо бы сказать Джералду, чтобы он закрыл дверь, пока этот стук не вывел их из себя. Но тут же решила, что этого делать не нужно – при сложившихся обстоятельствах могло мгновенно измениться настроение.
Какое настроение?
Уместный вопрос. Теперь, когда Джералд повернул ключ во втором замке и Джесси услышала над головой сухое щелканье, она поняла, что это волнует только ее, а значит, не стоит стараться сохранить
Этого никак нельзя было сказать о Джералде. Ей не надо было даже поворачивать голову, чтобы посмотреть на его лицо. Оно выражало крайнее возбуждение.
Это глупо, решила она, однако дело не только в том, что глупо: скорее, довольно жутко, хотя она ни за что не призналась бы в этом.
– Джералд, почему бы нам не перестать валять дурака?
Он секунду помедлил в нерешительности, затем пересек комнату и подошел к вешалке, которая стояла слева от двери в ванную. Пока он шел, его лицо прояснялось. Джесси наблюдала за ним с кровати, на которой лежала, раскинув руки. Кольца ее наручников были закреплены на стойках спинки кровати. Каждая рука могла передвигаться на расстояние не больше десяти сантиметров. Не слишком много простора для движения.
Джералд положил ключи на шкафчик – они резко звякнули – и повернулся к ней. Отражения озерной воды солнечными зайчиками плясали на высоком белом потолке спальни.
«Как ты сказал? Это занятие несколько утратило шарм? В нем никогда и не было ни капли шарма!» Джералд ухмыльнулся. У него тяжелое, с медным оттенком лицо под редеющими волосами с начесом, черными, как вороново крыло. Эта его ухмылка всегда производила на нее какое-то странное впечатление, которое она никак не могла объяснить. Это было что-то…
Впрочем, нет, все ясно. В такой ситуации он выглядит как дурак. Видно, как его коэффициент интеллектуальности снижается на десять пунктов по мере расширения ухмылки на каждый дюйм. А когда ухмылка достигает максимальной ширины, ее муж-адвокат выглядит как пациент психиатрической клиники.
Это звучит грубо, но так именно он и выглядит. Когда живешь с мужем почти двадцать лет, не станешь говорить ему, что каждый раз, когда ухмыляется, он слегка похож на дебила. Нет, такие слова ни к чему хорошему не приведут. А вот его улыбка была совершенно иной. У него такая милая улыбка – возможно, именно эта теплая и добродушная улыбка когда-то привлекла ее. Она напоминала улыбку ее отца, когда тот сидел в кругу семьи и рассказывал свои истории, потягивая предобеденный джин с тоником.
Но ухмылка Джералда была совсем другой. Джесси подумала, что эта ухмылка появлялась у него непроизвольно в ситуациях определенного рода. Ей, когда она лежала на кровати с поднятыми руками и в бикини, усмешка казалась определенно глупой. Даже.., дебильной. Он совсем не походил на плейбоев из мужских журналов, которых он обожал в своей затянувшейся девственности: он превратился в адвоката с румяным и слишком большим лицом под начесом, ничуть не скрывающим неизбежное появление лысины в ближайшем будущем. А сейчас к тому же он выглядел как дебил с напряженным пенисом, вздымающим шорты. Не слишком заметным к тому же…
Хотя величина, собственно, не была главным фактором. Больше всего раздражала его ухмылка. В ней не появилось ничего человеческого, а это значило, что Джералд не воспринимал ее просьбы и протесты всерьез. Она должна была протестовать; таковы были, по его мнению, условия игры.
– Джералд, ну прошу тебя!
Ухмылка стала шире. Открылись еще несколько зубов, а КИ упал еще на десять пунктов. И он по-прежнему ее не слышал.
Не слышал – она была уверена в этом. Джесси пока не могла прочесть его, как книгу, – она полагала, что для этого требовалось больше семнадцати лет супружеской жизни, – но часто очень ясно представляла, какие мысли бродят в его голове. И если бы она не умела это делать, многое в их супружеской жизни пошло бы наперекосяк.
«Но почему же он совсем не понимает тебя? Как он не понимает, что всему есть предел?» Джесси испытывала странное раздражение. В ней всегда звучали какие-то голоса – она полагала, что все люди их слышат, просто не говорят об этом, поскольку это что-то сугубо личное, – к тому же все эти голоса были ее старыми приятелями, привычными, как домашние тапочки. Но один голос был новым. И совершенно непривычным.., странным. Это был сильный и нетерпеливый голос. И он снова заговорил, отвечая на собственный вопрос: «Нет, черт побери, дело не в том, что он не понимает тебя, а в том, что он и не желает тебя понимать!» – Джералд, правда, мне это не нравится. Открой замки и отпусти меня. И мы займемся тем же, но по-другому. Я сяду на тебя, если хочешь. Хочешь? А то можешь просто лежать с руками за головой, а я сделаю, знаешь, так…
«Ты уверена, что хочешь этого? – спросил новый голос. – Ты действительно уверена, что хочешь близости с этим человеком?» Джесси закрыла глаза, как будто так она могла заставить голос замолчать. Когда она снова открыла их, Джералд стоял у ее ног в нетерпении. Его ухмылка стала еще шире: открылись последние зубы с золотыми коронками симметрично по краям рта. Джесси вдруг поняла, что не просто не любит эту дурацкую ухмылку, – она бесит ее.
– Я отпущу тебя.., если ты будешь хорошей девочкой, Джесси. Ты ведь умеешь быть хорошей, а?
«Уже было, – шепнул новый умный голос, – все это было и надоело».
Джералд поддел большими пальцами резинку трусов, и они слетели на пол, миновав инструмент любви. Это была не та замечательная любовная машина, которую она нашла в раннем возрасте на страницах «Фанни хилл», но нечто скромное, розовое и мягкое – пять дюймов заурядной эрекции. Два или три года назад во время одной из своих редких поездок в Бостон она видела фильм под названием «Живот архитектора». Она подумала: "Ну вот, а теперь я смотрю «Член адвоката». Она вынуждена была стиснуть зубы, чтобы не расхохотаться. Это было бы совсем неуместно.
Затем пришла мысль, от которой смеяться совсем расхотелось: он не осознает, насколько все это серьезно, потому что она, Джесси Мэхаут Бюлингейм, жена Джералда, сестра Мэдди и Уилла, дочь Тома и Салли, бездетная, вообще отсутствует. Она просто перестала существовать для него в тот момент, когда ключи с тонким лязгом защелкнули наручники на ее запястьях.
Дешевые порнографические журналы, которыми он увлекался в юности, уже давно уступили место стопке толстых иллюстрированных изданий в нижнем ящике стола. Женщины, запечатленные на снимках, из одежды имели на себе только жемчуг – и больше ничего; они позировали на четвереньках, задрав задницы, на толстых коврах из медвежьих шкур, а мужчины с сексуальным оборудованием, в сравнении с которым инструментарий Джералда казался просто невинным, внедрялись в них сзади. А на задних обложках этих журналов между колонками телефонов с предложениями интимных услуг приводилась информация об идеальных пропорциях женского тела. И Джесси вспоминала сейчас об этих человекоподобных на фотоснимках, их позах и лицах без проблесков человеческих чувств с недоумением, которое постепенно сменял ужас. Внутри нее как бы вспыхнул яркий свет, и картина, им освещенная, была гораздо страшнее этой глупой игры, в которую они играли в летнем коттедже у озера, когда лето уже окончилось, спряталось где-то до следующего года…