Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы
Шрифт:
Но правильность суммы подтвердилась. Это было начало падения, завершившегося всего через несколько месяцев на телефонной конференции с участием генерального директора Morgan Stanley и аналитиков Уолл-стрит. Число дефолтов росло, облигации повсеместно обесценивались, а вместе с ними и CDO на их основе. Несколько раз Deutsche Bank предлагал Morgan Stanley возможность выйти из сделки. Когда Грег Липпманн позвонил Хауи Хаблеру в первый раз, тот мог выйти из 4-миллиардной сделки с убытком в $1,2 млрд; когда Липпманн позвонил во второй раз, цена выхода поднялась до $1,5 млрд. Каждый раз Хауи Хаблер или кто-нибудь из его трейдеров пытался оспорить цену и отказывался от предложения. «Мы без конца спорили с этими недоумками», – говорит трейдер из Deutsche Bank. Агентов Deutsche Bank по взысканию долгов не покидало ощущение того, что трейдеры по облигациям из Morgan Stanley не ведали, что творят. Они не лгали, они действительно не понимали сути низкокачественных CDO. Корреляция между низкокачественными облигациями с рейтингом «три В» составляла не 30, а все 100 %. Стоило обесцениться одной, как обесценивались все остальные, поскольку все они зависели от одних и тех же
Грег Липпманн позволил Morgan Stanley выйти из сделки по цене в 7 центов, хотя за вход тот заплатил примерно 100 центов за доллар. Убытки по первым $4 млрд из 16-миллиардной ошибки Хауи Хаблера составили приблизительно $3,7 млрд. К этому моменту Липпманн перестал общаться с Хаблером, поскольку последний потерял место в Morgan Stanley. «Хауи вроде как отправился в отпуск на несколько недель и больше на работе не появился», – говорит один из членов его команды. Ему позволили уволиться в октябре 2007 года с несколькими миллионами долларов в кармане, обещанными ему в конце 2006 года в качестве стимула. Общая сумма причиненных им убытков, по данным, представленным совету директоров банка, составила чуть более $9 млрд – самый крупный операционный убыток в истории Уолл-стрит. Другие фирмы потеряли намного больше, однако их убытки, как правило, связывались с предоставлением низкокачественных ипотечных кредитов. В момент крушения рынка Citigroup, Merrill Lynch и прочие сидели на горах этого добра, которое, по сути, представляло собой отходы поточного производства CDO. Банки держали CDO, обеспеченные низкокачественными ипотеками, не ради самих этих бумаг, а ради вознаграждения, которое могла принести их продажа. Потери Хауи Хаблера стали результатом простой игры. Хаблер и его трейдеры, считавшие себя очень умными, решили сыграть на неэффективности рынка. Но своими действиями лишь усугубили эту неэффективность.
Перебравшись в Нью-Джерси и обзаведясь засекреченным телефонным номером, Хауи Хаблер утешался тем, что оказался не самым большим дураком. Он отпустил веревку слишком поздно и не успел спасти Morgan Stanley, но, хлопнувшись на землю, видел, как взмывший в небо шар тащит за собой кое-кого из обитателей Уолл-стрит. В начале июля, всего за пару дней до звонка Липпманна с требованием выплатить $1,2 млрд, Хаблер нашел парочку покупателей для своих CDO с рейтингом «три А». Одним из них была Mizuho Financial Group, трейдинговое крыло второго по величине банка Японии. Японцы, озадаченные новыми финансовыми изобретениями американцев, старались держаться от них подальше. По какой-то причине, известной, похоже, только самой Mizuho Financial Group, компания возомнила себя умным трейдером и перекупила у Morgan Stanley $1 млрд в CDO, обеспеченных низкокачественными долговыми обязательствами.
Другой покупатель, банк UBS, выкупил $2 млрд в CDO с рейтингом «три А», принадлежавших Хауи Хаблеру, а также короткие позиции в облигациях с рейтингом «три В» на пару сотен миллионов. Иными словами, в июле, за несколько мгновений до крушения рынка, UBS приценился к сделке Хаблера и сказал: «Мы возьмем еще вот эти». В результате размер приобретенных Хауи Хаблером обязательств в CDO с рейтингом «три А» сократился с $16 млрд примерно до $13 млрд. Через несколько месяцев, пытаясь объяснить акционерам убытки в $37,4 млрд, понесенные на рынке низкокачественных ценных бумаг США, UBS опубликовал отчет, состоявший из правды только наполовину. В отчете указывалось, что небольшая группа американских трейдеров по облигациям, нанятых UBS, до самого конца активно уговаривала банк приобрести еще больше низкокачественных ипотечных облигаций у других фирм с Уолл-стрит. «Если бы люди знали о сделке, открытого возмущения не миновать, – говорит один из трейдеров UBS, участник событий. – Это была весьма сомнительная операция. И она держалась в строгом секрете. Нашлось бы немало таких, кто, знай они о происходящем, подняли бы мятеж. Мы забрали у Хауи Хаблера корреляционную сделку, хотя все знали, что корреляция равна единице». (Иначе говоря, составляла 100 %.) По его словам, проводившие сделку трейдеры UBS руководствовались собственными моделями, согласно которым они должны были получить $30 млн прибыли.
19 декабря 2007 года Morgan Stanley организовал собрание инвесторов. Банк хотел объяснить, как получилось, что операционный убыток в $9,2 млрд – плюс-минус пара миллиардов – превысил прибыль, которую принесли почти 50 000 его сотрудников. «Мне крайне неприятно сообщать о подобных результатах, – начал Джон Мэк. – Они являются следствием ошибочных решений, принятых одним из отделов, работающих с долговыми инструментами, и плохого управления риском… Фактически все списания этого квартала явились следствием действий одного отдела из нашего подразделения, занимающегося ипотечными бумагами». Генеральный директор пояснил, что Morgan Stanley хеджировал риск, связанный с низкокачественными ипотеками, и что «этот хедж не сработал должным образом в чрезвычайной рыночной ситуации, сложившейся в октябре и ноябре». Однако ситуация на рынке в октябре и ноябре вовсе не была чрезвычайной; в октябре и ноябре рынок впервые верно оценивал риск, связанный с низкокачественными ипотеками. Чрезвычайными следует считать, скорее, события, предшествовавшие октябрю и ноябрю.
Заявив, что «как глава этой фирмы он несет ответственность за ее работу», Мэк принялся отвечать на вопросы аналитиков из других фирм с Уолл-стрит. На выяснение причин неприятности потребовалось некоторое время, но в конце концов их установили. Четыре аналитика приняли решение не доставать Мэка слишком сильно по поводу, похоже, самых крупных операционных убытков за всю историю Уолл-стрит, после чего слово взял Уильям Танона из Goldman Sachs.
Танона: И снова вопрос о риске, который в последнее
Джон Мэк: Неправильный вопрос.
Танона: Простите?
Джон Мэк: Добрый день. Привет. И…
Танона: Я скучал без вас…
Джон Мэк: Билл, послушайте, давайте начистоту. Во-первых, эта сделка была признана и прошла по счетам. Во-вторых, она была внесена в нашу систему управления риском. Все очень просто. Если разобраться, все просто и так неприятно, поэтому я не очень складно выражаюсь. Когда эти ребята проводили стресс-тестирование позиции, они не представляли… что дефолты могут достичь такого уровня. Справедливости ради скажу, что наш отдел по управлению риском также не провел должного тестирования [27] . Вот и все объяснение. Мы попались на высоких хвостовых рисках. Вот что случилось.
Танона: Ладно. Хорошо. Еще один вопрос. Я удивлен, что ваш показатель VaR остался на прежнем уровне в этом квартале, учитывая понесенные убытки. Кроме того, как я понимаю, это были трейдинговые активы. Итак, можете прояснить, почему в нынешнем квартале не произошло резкого увеличения VaR? [28]
Мэк: Билл, я думаю, VaR очень хорошо отражает изменчивый трейдинговый риск. Но с точки зрения (невнятно)… в отношении этого, я с удовольствием вернусь к вопросу, когда мы с ним разберемся, а в настоящий момент я не могу ответить.
27
От людей, возглавляющих крупные фирмы с Уолл-стрит, не следует ждать простого языка, поскольку их доходы во многом зависят от тех, кто считает, что их действия нельзя описать доступным образом. Джон Мэк пытался, не признаваясь прямо, сказать, что никто в Morgan Stanley не представлял, какие риски принял Хауи Хаблер, включая самого Хауи Хаблера.
28
Данный вопрос можно сформулировать иначе: почему облигации Хауи Хаблера упали со 100 до 7, а все представленные отчеты говорили о невозможности их сильного падения?
Услышав этот бессмысленный набор слов, присутствующие должны были осознать свою неспособность разобраться со сложнейшими нюансами торговли облигациями. На самом деле сказанное свидетельствовало о том, что генеральный директор и сам не разбирался в сложившейся ситуации. Среди коллег – генеральных директоров Джон Мэк слыл человеком, который достаточно хорошо осведомлен о рисках торговли облигациями в своей фирме. В конце концов, он и сам в прошлом работал трейдером по облигациям и профессионально вырос в условиях культуры принятия риска, существовавшей в Morgan Stanley. Но он не просто не понял намерений своих трейдеров, когда они только зарождались, – он не смог даже внятно объяснить, что произошло, после того как банк потерял $9 млрд.
Наконец наступил финал: последний покупатель риска, связанного с низкокачественными ипотечными кредитами, перестал покупать. 1 августа 2007 года акционеры выдвинули первый иск против Bear Stearns в связи с банкротством его хедж-фондов, специализировавшихся на низкокачественных ипотечных бумагах. Этот иск сильно обеспокоил трех молодых основателей Cornwall Capital, которые владели огромным количеством дефолтных свопов, купленных преимущественно у Bear Stearns. После Лас-Вегаса Чарли Ледли не мог избавиться от ощущения чудовищности происходящего. Бен Хокетт, единственный из троицы, имевший опыт работы в крупной фирме с Уолл-стрит, также предрекал катастрофический финал. А Джейми Май просто считал многих с Уолл-стрит негодяями. Все трое опасались, что Bear Stearns обанкротится и не сможет выплатить свои долги. «Рано или поздно наступит момент, когда ни с одной фирмой с Уолл-стрит нельзя будет иметь дело, – говорит Бен, – и этот момент наступит именно так».
Всю первую неделю августа они пытались ухватить тенденцию изменения цен CDO с рейтингом «два А», которые всего несколько месяцев назад торговались практически как безрисковые. «Лежащие в их основе облигации обесценивались, и все, с кем мы говорили, предлагали нам два пункта», – замечает Чарли. Вплоть до конца июля Bear Stearns и Morgan Stanley утверждали, что CDO с рейтингом «два А» стоят 98 центов за доллар. Рынок все повторял и повторял спор между Хауи Хаблером и Грегом Липпманном.
Cornwall Capital принадлежали дефолтные свопы на 20 паршивых CDO, но каждая из этих бумаг была порочна по-своему, поэтому определить их точную стоимость не представлялось возможным. Ясность существовала в одном: рискованная ставка перестала быть рискованной. Дилеры с Уолл-стрит всегда говорили, что им ни за что не избавиться от этих непонятных дефолтных свопов на транши CDO «два А», но рынок запаниковал и с готовностью покупал страховку на все, имевшее отношение к низкокачественным ипотечным облигациям. Ситуация изменилась: впервые Cornwall столкнулась с перспективой потери немалых денег из-за события, которое могло вызвать отскок рынка: например, из-за вмешательства правительства США и предоставления гарантий на все низкокачественные ипотечные кредиты. И разумеется, в случае краха Bear Stearns они теряли все. Если раньше перспектива катастрофы маячила далеко впереди, то сейчас угроза нависла прямо над ними. Они ринулись прикрывать тылы – искать покупателя на накопленные ими странные и как никогда актуальные страховые полисы.
Эта работа легла на плечи Бена Хокетта. Чарли Ледли попытался было выступить в качестве трейдера, но с позором провалился. «Эти мелкие нюансы, – ругался Чарли. – Нужно точно знать, что говорить, а если не знаешь, все на тебя набрасываются. Я вроде бы говорил: “Продавать!”, а все понимали – “Покупать!” Меня как обухом по голове ударили: торговля не мое дело». Бен зарабатывал трейдингом на жизнь, и единственный из троих знал, что и как следует говорить. Однако он вместе с семьей жены укатил отдыхать на юг Англии.