Игра на своем поле
Шрифт:
Как ни странно, это не роняло Чарльза в глазах Нейджела. Скорее наоборот. Такой умный человек, как Чарльз Осмэн, покинув кабинет ректора и проанализировав их беседу, наверное, понял, что сам себе вырыл яму. Нейджел был уверен, что Чарльз на него не обиделся, во всяком случае не очень, и выполнит свою роль как джентльмен, раз уж согласился.
Но хотя Нейджел и не солгал Осмэну в прямом смысле, он все же не был с ним до конца честен. Он согрешил, умолчав о причастности Солмона к этому инциденту, и, убедившись, что Чарльз ни о чем не догадывается и считает только себя «осью симметрии», не стал его разуверять, мгновенно сообразив, что вынужденное согласие Осмэна можно использовать
Сейчас, беседуя с Сэйром и Стэмпом и объясняя им, что вся надежда на Осмэна, которого он ждет с минуты на минуту, Нейджел покачивался с носков на каблуки и то и дело поглядывал в прихожую, как бы поджидая новых гостей, но думая при этом только о Чарльзе. А Чарльз все не появлялся.
– Ему пора бы уже быть здесь, – сказал Нейджел. – Могу я предложить вам, господа, еще коктейль?
– Скажите, а что собой представляет этот Солмон? – спросил Герман Сэйр. – Я, кажется, что-то о нем слыхал.
– Трудно сказать, – уклончиво ответил ректор, беря у них пустые бокалы. – Он у нас недавно, около года. Философ. Тонкий ум. Тонкий ум, говорят. – И он отошел, чтобы найти официанта.
– Еврейская фамилия, правда? – равнодушно заметил Сэйр.
– По-видимому, да. Соломон и царица Савская. Как в библии… – Сенатор откашлялся и провозгласил: – Я лично против евреев ничего не имею.
Чарльз Осмэн появился в тот момент, когда Нейджел покинул свой пост. Отдав пальто и шляпу горничной, он прошел в гостиную мимо Сэйра и Стэмпа, с которыми не был знаком. Поэтому ректор не сразу заметил его приход. Чарльз взял бокал из рук студента в белой курточке и направился к хозяйке засвидетельствовать свое почтение. Молли Нейджел поглядела на него с удивлением: ему, кажется, не посылали приглашения… Считалось, что только старшее поколение преподавателей достойно пить коктейли с попечителями. Тем более сегодня: ожидая сенатора Стэмпа, они с Хармоном решили не приглашать этих молодых и напористых преподавателей общественных наук, которые рвутся повидать государственных мужей из Вашингтона, пока Америка еще не влипла в новую войну. Не из их ли породы этот Осмэн? Но теперь уже ничего не поделаешь. Надо бы только предупредить Хармона, чтобы он оградил себя от других непрошеных гостей.
– Я рада, что вы нашли время нас посетить! – сказала она Чарльзу, который догадывался о ходе ее мыслей. Они виделись раза два на каких-то торжествах, а однажды, несколько лет назад, когда Нейджел только приехал сюда, Чарльз даже обедал у ректора. Но стоит ли сейчас напоминать об этом его супруге?
– Благодарю вас за любезное приглашение, – ответил он с достоинством и отошел в сторону.
Окинув взглядом гостиную, Чарльз увидел ординарное сборище пожилых джентльменов и их старомодных жен. Впрочем, посвященный мог заметить здесь и кое-что любопытное. Не так уж часто жрецам науки, почтенным ветеранам колледжа, давалась возможность произвести генеральный смотр своих достижений, а их бывшим воспитанникам – лицезреть, во что превратились за два-три десятка лет блестящие молодые педагоги, которых они когда-то боготворили, боялись или ненавидели с такой силой, что это вошло в предания.
Гостей колледжа было нетрудно отличить от преподавателей. Попечители и бывшие воспитанники колледжа – в основном мужчины – явились в вечерних костюмах, видимо собираясь отправиться после на торжественный обед, меж тем как преподаватели выглядели более чем скромно
Забавно было наблюдать, как плохо одетые, сутулые кабинетные ученые с хорошо отработанными жестами и иронической манерой выражаться старались не сдавать своих позиций интеллектуального превосходства; они и по сей день внушали некоторый трепет остальной части собравшихся, и это, видимо, даже льстило обеим сторонам. Все эти преуспевающие банкиры, адвокаты и промышленники обращались к своим бывшим наставникам с подчеркнутым уважением, как бы говоря: «Смотрите, сколько лет прошло, мы за это время успели нажить большие деньги, а они не нажили ничего! Значит, это тоже дает какое-то удовлетворение, – в чем же оно, хотелось бы знать?»
Посреди гостиной отставной профессор геологии, древний, как камни, о которых он когда-то читал лекции, забавлял двух своих бывших учеников, ныне пятидесятилетних бизнесменов, называвших его по студенческой привычке «Рокси», разглагольствуя о том, как он сразу обнаружил у них недостаток способностей, Он-де с самого начала знал, что каждый из них дальше вице-президента торговой фирмы не пойдет.
– Как же было вас не провалить, Керби? – говорил он своим добродушным визгливым голосом. – Если бы вы спросили мое мнение, я бы уже на второй день занятий сказал, что в вас нет искры божьей и никогда не будет!
Керби, апоплексического вида мужчина в очках с цилиндрическими стеклами, явно польщенный вниманием профессора, ткнул в бок своего бывшего однокурсника и очень громко, словно старик был глухой, сказал:
– Ты смотри: помнит! Наш Рокси никогда ничего не забывал!
– Это едва ли следует поставить мне в заслугу, – возразил старик. – «Он помнил Керби» – каково это в качестве эпитафии?..
Чарльз подумал, что сарказм старика и то, как он был воспринят собеседником, раскрывали сущность их отношений. Старик не боялся обидеть Керби, да тот и не мог обидеться: он даже не считал бывшего профессора человеком – скорее элементом своего прошлого, этаким развенчанным богом, по старой памяти чуточку грозным или же хитрым механизмом, умеющим улыбаться, разговаривать и помнить его, Керби. Это было и комично и, пожалуй, грустно.
Чарльз поставил пустой бокал на поднос, который держал студент-официант, и взял другой, полный. Что-то в покрое белой куртки привлекло его внимание и заставило поднять голову. На него, многозначительно улыбаясь, в упор смотрел юный мистер Да-Сильва.
– Честность до конца, правильно, сэр?
– А, переодетый гаулейтер! – воскликнул Чарльз. – Ну как, уже подстроили мне какую-нибудь пакость?
– Зачем? Я слышал, все улажено.
– Слышали звон… Насколько мне известно, ничего не улажено.
– Мистер Осмэн, если я вас задел сегодня утром, поверьте, это было не по злому умыслу. Просто это был ход конем, как говорится.
– Принимаю ваши извинения, – сказал Чарльз, – но не вздумайте воображать, что это вы с вашим толстым другом сдвинули горы… если вообще-то они сдвинуты!
– Я и не требую себе памятника, – весело и нагло ответил Да-Сильва. – Но все же вас уговорили? Он, наверно, да? – И парень кивнул в сторону ректора, стоявшего на другом конце гостиной.
– Вот что, юноша, советую вам не лезть не в свое дело! – Чарльз был уже не на шутку зол. – Я не обязан перед вами отчитываться, и меня мало интересует, что вы обо мне думаете, но должен вам сказать одно: не беритесь судить, не зная обстоятельств дела.