Игра престолов
Шрифт:
Дени похолодела.
— Значит, ты в самом деле мейега?
— В самом деле! — Мирри Маз Дуур улыбнулась. — Только мейега может спасти твоего всадника, серебряная госпожа.
— Есть ли другой способ?
— Никакого.
Кхал Дрого, задрожав, охнул.
— Тогда делай, — выпалила Дени. Она не должна бояться, ведь она от крови дракона. — Спаси его!
— Но это дорого стоит, — предупредила ее божья жена.
— У тебя будет золото, кони; все что захочешь.
— Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, жизнь можно купить лишь смертью.
— Смертью? — Дени обняла себя, защищая, раскачиваясь взад и вперед на пятках. — Моей?
Она сказала себе, что умрет ради него, если придется. Она от крови дракона и ничего не боится. Ее брат Рейегар умер ради любимой.
— Нет, — обещала Мирри Маз Дуур. — Не твоей смертью, кхалиси.
Дени вздрогнула от облегчения.
— Тогда делай!
Мейега торжественно кивнула:
— Как ты говоришь, так и будет. Созови своих слуг.
Кхал Дрого слабо поежился, когда Ракхаро, Куаро и Агго опустили его в ванну.
— Нет, — пробормотал Дрого. — Нет, надо ехать. — Здесь, в воде, все силы наконец оставили его.
— Приведите его коня, — приказала Мирри Маз Дуур, и это было сделано. Чхого ввел в шатер огромного рыжего жеребца. Уловив запах смерти, конь заржал и попятился, закрывая глаза. Лишь втроем мужчины сумели удержать его.
— Что ты намереваешься делать? — спросила Дени.
— Нам нужна кровь, иначе ничего не сделаешь.
Чхого отступил назад с аракхом в руке. Молодой, еще шестнадцатилетний, тонкий как кнут, бесстрашный, быстрый как смех, с еле заметной тенью усов на верхней губе, он упал перед ней на колени.
— Кхалиси, — молил он, — ты не должна этого делать. Позволь мне убить эту мейегу.
— Убей ее, и ты убьешь своего кхала, — проговорила Дени.
— Она совершает волшебство над кровью, — сказал он, — это запрещено.
— А я, кхалиси, говорю тебе, что это не так: в Вейес Дотрак кхал Дрого убил жеребца, и я съела его сердце, чтобы сын наш приобрел отвагу и силу. Здесь то же самое.
Конь забился и попятился, когда Ракхаро и Агго потащили его к ванне, в которой словно покойник плавал кхал; гной и кровь сочились из его раны, загрязняя купальную воду. Мирри произнесла несколько слов на языке, которого Дени не знала, и в ее руке появился нож. Дени и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным — из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние иероглифы. Мейега провела им по горлу жеребца прямо под благородной головой: конь закричал и забился, кровь хлынула из него красным потоком. Он бы рухнул, но люди кхаса поддерживали его.
— Сила коня, перейди во всадника, — пела Мирри, проливая конскую кровь на кхала Дрого. — Сила животного, войди в человека.
Чхого боролся с весом коня, опасаясь прикоснуться к его мертвой плоти, опасаясь и выпустить ее. Это всего лишь конь, подумала Дени. Если жизнь Дрого можно выкупить смертью коня, такую плату она охотно внесет и тысячу раз.
Когда они позволили коню упасть, ванна наполнилась красной жидкостью, из которой выступало одно только лицо Дрого. Мирри Маз Дуур не нужно было конское мясо.
— Сожгите жеребца, — сказала Дени своим людям. Так было положено, она знала это. Когда умирал мужчина, коня его убивали и клали на похоронный костер, чтобы он унес хозяина в ночные земли. Люди ее кхаса поволокли конский труп из шатра. Кровь была всюду. Даже стены шатра были забрызганы красными каплями, а ковры почернели и хлюпали под ногами.
Зажгли жаровню. Мирри Маз Дуур бросила щепотку красного порошка на угли. Пряный дымок показался Дени приятным, но Ероих, взрыдав, бежала, и теперь даже ее собственное сердце наполнилось страхом. Однако она зашла слишком далеко и не могла отступать. Дени отослала служанок.
— Ступай вместе с ними, серебряная госпожа, — сказала ей Мирри Маз Дуур.
— Я останусь. Этот человек взял меня под звездами и дал жизнь моему ребенку. Я не оставлю его!
— Ты должна это сделать. Когда я запою, никто не должен входить в шатер. Моя песня пробудит древние и темные силы. Мертвецы будут плясать здесь сегодня ночью. Никто из живых не должен видеть их.
Дени беспомощно склонила голову. Никто не должен входить в шатер. Она согнулась над ванной, над Дрого, утопавшим в кровавой купели, и легко поцеловала его в чело.
— Верни его мне, — прошептала она Мирри Маз Дуур, прежде чем выбежать.
Снаружи солнце опустилось к самому горизонту, небо побагровело. Кхаласар разбивал стоянку. Шатры и спальные циновки виднелись повсюду, насколько мог видеть глаз. Дул жаркий ветер, Чхого и Агго рыли яму, чтобы сжечь мертвого жеребца. Собравшаяся толпа глядела на Дени жесткими черными глазами, лица дотракийцев напоминали ей маски из кованой меди. Сир Джорах Мормонт в панцире и коже проталкивался сквозь толпу, капельки пота усыпали его широкий лысеющий лоб.
Увидав алые отпечатки, которые оставили на земле сапоги, он побледнел как полотно.
— Что ты натворила, дурочка? — спросил сир Джорах хриплым голосом.
— Мне надо спасти его.
— Мы могли бы бежать, — сказал он. — Я бы доставил тебя в Асшай, принцесса. Не было необходимости…
— А я действительно твоя принцесса? — спросила она.
— Ты знаешь, что это так, боги да спасут нас обоих!
— Тогда помоги мне теперь.
Сир Джорах скривился.
— Если бы я знал как!
Голос Мирри Маз Дуур превратился в высокий дрожащий стон, от которого дрожь пробежала по спине Дени. Кое-кто из дотракийцев забормотал и начал пятиться. Шатер изнутри освещали жаровни. Позади забрызганного кровью песчаного шелка двигались тени.
Мирри Маз Дуур танцевала не одна…
Дени видела животный страх на лицах дотракийцев.
— Этого не должно быть, — прогрохотал Квото.
Она не видела, как кровник вернулся. Хагго и Кохолло были с ним. Они привели безволосых людей, евнухов, исцелявших иглой, ножом и иглой.