Игра престолов
Шрифт:
Вскоре он узнал и лица гостей, когда лорды с сыновьями и рыцарями начали съезжаться в Винтерфелл на пиры. Даже великий чертог не вмещал сразу всех, поэтому Робб принимал своих основных знаменосцев по очереди. Брану всегда предоставлялось почетное место по правую руку от брата. Некоторые из знаменосцев посматривали на него с жестким недоумением, словно бы удивляясь тому, что над ними восседает зеленый мальчишка и — более того — калека.
— Сколько же их собралось? — спросил Бран у мейстера Лювина, когда лорд Карстарк и его сыновья въехали в ворота.
— Двенадцать тысяч людей или около
— А сколько среди них рыцарей?
— Не слишком много, — ответил мейстер с легким нетерпением. — Чтобы стать рыцарем, нужно выстоять стражу в септе и принять помазание семью елеями, освящающее обет. На севере мало почитателей Семерых. Наши люди чтут старых богов и не вступают в рыцари… но эти лорды, их сыновья и дружинники обладают не меньшей доблестью, отвагой и честью. Человек не становится достойнее, когда к его имени приставляют словечко «сир». Я говорил это тебе уже сотню раз.
— И все же, — спросил Бран, — сколько среди них рыцарей?
Мейстер Лювин вздохнул:
— Три сотни, быть может, четыре… кроме того, у нас есть три тысячи тяжеловооруженных всадников, не являющихся рыцарями.
— Лорд Карстарк последний, — задумчиво заметил Бран. — Робб будет пировать с ним сегодня вечером.
— Вне сомнения.
— А сколько осталось… дней до начала похода?
— Робб должен выступить вскоре или же не выступать вовсе, — ответил мейстер Лювин. — Зимний городок набит до отказа, и это войско объест всю страну, если простоит здесь достаточно долго. Остальные — рыцари курганов, озерный люд, лорды Мандерли и Флинт — присоединятся к нему на Королевском тракте. В Приречье началась война, и брату твоему придется пройти много лиг.
— Я знаю. — В голосе Брана прозвучало горе. Передавая бронзовую трубу мейстеру, он заметил, насколько редкими сделались волосы Лювина на макушке. Бран видел сквозь них розовую кожу; странно смотреть на мейстера сверху, когда всю свою жизнь ты глядел на него снизу вверх. Но тот, кто сидит на спине Ходора, глядит на всякого сверху вниз. — Я не хочу больше смотреть. Ходор, отнеси меня назад в замок.
— Ходор, — пробормотал Ходор.
Мейстер Лювин убрал трубку в рукав.
— Бран, твой лорд-брат сегодня не сможет зайти к тебе. Он должен поприветствовать лорда Карстарка и его сыновей и выказать им свое расположение.
— Я не обеспокою Робба. Я хочу посетить богорощу. — Бран опустил свою руку на плечо Ходора.
— Ходор…
Высеченные в граните опоры для рук складывались в лестницу, расположенную во внутренней стене башни. Напевая что-то непонятное, Ходор спускался, перемещая руку за рукой. Бран раскачивался на его спине в плетеной корзине, которую соорудил для него мейстер Лювин, позаимствовав идею от женщин, которые в корзинах на спине переносили хворост; прорезать отверстия для ног и приспособить ремни, способные выдержать вес Брана, было не так уж трудно. В корзине он ощущал себя, как на спине Плясуньи, однако кобыла пройдет не всюду, и Бран не ощущал стыда, как бывало, когда Ходор переносил его на руках, подобно ребенку. Ходору, похоже, тоже было удобнее, однако трудно сказать, что ему нравится.
Сложности возникали только в дверях. Иногда Ходор забывал, что Бран сидит на его спине, и тогда проникновение в дверь оказывалось болезненным.
Почти две недели в замке было столько гостей, что Робб приказал держать открытыми обе решетки и не поднимать мост между ними даже глухой ночью. Когда Бран появился из башни, длинная колонна латников пересекала ров между стенами; это люди Карстарка следовали за своими лордами в замок. На них были черные железные шишаки и черные шерстяные плащи, украшенные белой звездой. Ходор шел возле них, улыбаясь чему-то своему, сапоги его стучали по доскам подъемного моста. Стражники странно поглядывали на них, и Бран даже услышал чей-то хохоток, но отказал себе в праве смутиться.
— Люди будут смотреть на тебя, — предупредил его мейстер Лювин, как только они впервые пристроили плетеную корзину к плечам Ходора. — Они будут смотреть, они будут говорить, и некоторые даже будут смеяться.
Пусть смеются, решил Бран. В спальне над ним смеяться некому, но нельзя же всю жизнь провести в постели!
Когда они прошли под решетками башни, Бран вложил два пальца в рот и свистнул, Лето выскочил откуда-то с другой стороны двора. Внезапно копьеносцы Карстарка взялись за уздечки; кони заметались и заржали. Один жеребец с криком встал на дыбы, наездник, ругаясь, осаживал коня. Запах лютоволка всегда повергал лошадей в бешеный страх, если только они не были привычны к нему, но как только Лето исчезал, животные быстро успокаивались.
— В богорощу, — напомнил Бран Ходору.
Даже сам Винтерфелл был полон народу. Во дворе звенели мечи и топоры, грохотали фургоны, лаяли псы. Ворота арсенала были открыты, и Бран увидел Миккена у наковальни; молот звенел, и пот катился по голой груди. Стольких незнакомцев здесь не собиралось, даже когда к отцу приезжал король Роберт.
Он попытался не дернуться, когда Ходор нырнул в низкую дверь. Потом они шли длинным сумрачным коридором, Лето непринужденно топал возле них. Волк время от времени поднимал голову, и в глазах его светилось жидкое золото. Брану хотелось прикоснуться к нему, но он ехал слишком высоко и не мог дотянуться до зверя.
Богороща являла собой островок мира посреди моря хаоса, в который превратился Винтерфелл.
Ходор прошел через чистые заросли дуба, железоствола и стража, к спокойному пруду возле сердце-дерева, и остановился под корявыми ветвями чардрева, бормоча что-то себе под нос. Бран поднял руки над головой и выбрался из седла, выволакивая бессильные ноги сквозь дыры в плетеной корзине. Он повисел мгновение, темно-красные листья прикасались к его лицу, наконец Ходор опустил его на гладкий камень возле воды.
— Я хочу побыть один, — сказал Бран. — А ты можешь помокнуть, ступай к прудам.
— Ходор, — откликнулся Ходор и исчез в кустарнике. За богорощей, под окнами гостевого дома, подземный горячий источник питал три небольших пруда.
Пар клубами валил от воды день и ночь, и стена, поднимавшаяся над прудами, густо поросла мхом. Ходор ненавидел холодную воду и всякий раз сопротивлялся как дикий кот, когда ему принимались угрожать мылом. Но он с радостью погружался в самый горячий пруд из трех и сидел там часами, громко булькая всякий раз, когда на поверхности лопались пузыри, поднявшиеся из зеленых мутных глубин.