Игра с огнем
Шрифт:
– Уже уходишь? – скабрезным тоном осведомился шантажист за спиной. – Жаль. А то бы посидели, поболтали… Ну, привет дочке. Она у тебя очень сексуальная…
– Тебе не следовало этого говорить, – облизнув пересохшие губы, прошептала Александра, медленно поворачиваясь. – Знаешь, только теперь я поняла, что есть слова, которые нельзя произносить. Никогда. Потому что за ними…
Бумажная пачка, обернутая банковской ленточкой, выпала из ослабевших пальцев шантажиста, прошелестев по паркету. В масляных глазах отразился животный ужас. Он затряс пожелтевшей рукой, точно паралитик, судорожно кривя обесцветившиеся под
– Т-ты ч-чего… С-спятила? Уб-бери п-пушку… Не надо! – завопил он, внезапно бросаясь к Александре. Раздался оглушительный хлопок, точно в квартире разорвался снаряд. Александра никогда не думала, что такой небольшой, похожий на детскую игрушку, предмет, способен издавать столь громкие звуки. Выронив страшную хлопушку, она в панике отпрыгнула к входной двери, защемив шелковыми ладонями пылающие уши.
Шантажист издал непонятное бульканье, покачнувшись, сделал еще шаг, прижал руки к горлу. Лицо его, по-прежнему перекошенное ужасом, стало стремительно сереть. Из пробитой артерии на шее алым фонтаном хлестанула кровь. Она заливала бежевый паркет, подбираясь к туфелькам Александра. Шантажист поглядел на нее с беспомощной укоризной и, бессильно шевельнув губами, упал, уткнувшись лицом в багровую лужу, которая ширилась и расползалась, грозя превратиться в океан.
– Мама, мамочка! – беззвучно закричала Александра, затрясшись, как в лихорадке. – Я хочу уйти!
Не сводя глаз с кровавого потолка, она заколотила в дверь, защелкала всеми запорами, забившись, как муха в паутине.
«А ну прекрати истерику. Вернись и доведи все до конца».
Александра притихла. Она всегда слушалась старшей сестры, и потому, на секунду прикрыв глаза и переведя дыхание, вновь заставила себя взглянуть на распростертое у ее ног бездыханное тело. Почему-то вспомнилась однажды оброненная Романом фраза:
– Ненавижу шантажистов. Нет более подлого племени. Хуже киллеров. Будь я парламентарием, принял бы закон: за шантаж – смертная казнь…
– Казнь, – эхом повторила Александра. – Я сделала это ради дочери…
Кровавый поток иссяк, медленно превращаясь в чернеющую лужу. Александра осторожно обошла тело. На мгновенье ей почудилось, что скрюченные пальцы на полу вот-вот схватят ее за ногу. Но она тотчас себе сказала: «Не будь дурой. Мертвые не возвращаются».
Сумка валялась поодаль. Когда Александра подняла ее, с уголка закапала кровь. Александра вытерла ее о подвернувшуюся не то рубашку, не то футболку. Сложила оставшиеся деньги и запихнула сумку обратно в зеленый полиэтиленовый пакет, подумав, что теперь, наверно, долго не сможет пить кофе «Якобс»…
Она подняла глаза и неожиданно отпрянула. Из рамочки со столика улыбался ей живой еще и здоровый шантажист, смазливый молодой парень. Он сидел возле полной темноволосой женщины и тщедушного мужичка с пышными усами. Лица у всех были счастливые, безмятежные. Александра ощутила невидимый укол, догадавшись, что это родители человека, захлебнувшегося только что собственной кровью. И скоро их безмятежное спокойствие исчезнет навсегда, уступив место жестокой, раздирающей боли, и так же станут выть и биться головой о холодную стену, оплакивая свое дитя, как некогда Евдокия Звонарева рыдала над телом мертвой Марианны…
– Он сам виноват, – оправдываясь, сказала Александра, переворачивая рамку лицами
«Ограбление», – услужливо подсказала сестра.
– Помню, отстань, – отрезала Александра. – Сама бы попробовала…
Страх куда-то улетучился. Осталось сознание, что она совершила что-то важное, не менее важное, чем Романов бизнес. «Если бы он узнал…» – Вместо трепета Александра вдруг ощутила неожиданную гордость. Он всегда считал ее вздорной истеричкой, годной лишь на то, чтобы оттенять его важную персону. А смог бы он так расправится со своим врагом?
Она смерчем прошла по квартире, вырывая ящики, переворачивая вещи. Нашла какие-то деньги, золотую булавку для галстука и выбросила в унитаз. На запястье трупа стыли часы «Сейко». Поморщившись, кое-как подобравшись к телу, стараясь не запачкаться, она стащила часы, расцарапав мертвую руку, и отправила их тоже в санузел. Только тогда она заметила темные пятна на шелковых перчатках. Пробормотав проклятие, вымыла руки с мылом. С перчаток стекала розовая вода. В мокрых было противно. Она еще раз проверила «магнум» в потайном кармане жакета. Поглядела в глазок входной двери, послушала стук собственного сердца и, глубоко вздохнув, отперла замки, которые поддались ей сейчас с удивительной легкостью.
Внизу, на черной лестнице продолжалась гульба. Неряшливая женщина, по виду, домохозяйка, доставала из почтового ящика газету. Заслышав алексадрины шаги, не оборачиваясь, пробормотала под нос: «Опять петарды взрывают, паршивцы». Панельная высотка продолжала привычную размеренную жизнь, в которой всем друг на друга наплевать.
День клонился к закату. Войдя домой, Александра отказалась от ужина, коротко бросив: «Устала». Пройдя к себе, закрылась в своей ванной, вытащила из пакета сумку, на которой все же отпечаталось несколько черных пятен. Александру вдруг замутило. Она едва успела добежать до унитаза, и ее стошнило зеленой вонючей желчью, похожей на липкие водоросли. А когда взглянула в огромное потолочное зеркало, то увидела, что и сама она омерзительно-болотного цвета. Она включила воду, и та потекла в белоснежную ванну, ударяясь о гладкие стены.
«Это еще не все», – сказала старшая сестра, отразившись в потолке.
– Я не хочу… – Умоляюще простонала Александра. – Не могу больше… Пожалуйста, Марианна, не будь хоть ты ко мне жестока…
«Ты позволишь ему трахать свою дочь? Ты даже не сумеешь спрятать его за решетку. Твоя чокнутая девка побежит следом.»
– Я поговорю с ней, – отчаянно заломила мокрые руки Александра.
«И что ты ей скажешь? Маленькая дурочка Шурочка, где ты видела, чтобы дочери бросали своих любовников ради матерей? Особенно ради таких, как ты…»
– Я люблю ее, захлебываясь слезами, шептала Александра. Она самое дорогое, что у меня есть. Посмотри на моих руках теперь кровь…
Красные капли падали с ее пальцев, разбиваясь о теплый мрамор на полу. Александра опустилась на корточки и принялась вытирать его белым полотенцем, на котором отчего-то не появлялось никаких следов.
«Что если завтра она забеременеет? Ты уже готова стать бабушкой, сестренка? Снова будешь сидеть и смотреть, как другие получают то, что не дано иметь тебе?»