Игра с тенью
Шрифт:
В другой момент я бы обязательно разворчалась насчет звонка в неурочное время, да и на место преступления меня обычно не вызывают, мне главное потом свеженькую тень отыскать. Но было в голосе Дега что-то эдакое… И я покорно побрела одеваться.
Экипаж доставил меня к владениям Сано Аржиса. А там в одном из склепов сидела девушка в образе фарфоровой куклы. Кошмарное зрелище.
Дело стало личным для меня с первого взгляда. Когда же выяснилось, что ее платье – увеличенная копия одной из моих старых работ, а в фарфоре, в который убийца заковал лицо и руки жертвы, был использован мой же
Домой меня почти силком спровадили ближе к вечеру, когда сил совсем не осталось, потому что все это время я использовала дар по максимуму, стараясь вытащить из него невозможное. Одновременно выяснялись полезные для дела подробности: у Сано Аржиса обнаружилось криминальное прошлое – в юные годы он стал членом одной из столичных банд и, по слухам, до сих пор занимал в ней не последнее место, ключ от склепа хранился в его рабочем кабинете, поскольку из семьи последних владельцев никого в живых не осталось, а убитая была его любовницей, и накануне вечером они разругались вдрызг.
Ниточки связались в один красивый узелок. По большому счету, тут и без меня все было ясно.
Но утром явилась тень. Сама. Еще одна странность. Обычно они поначалу растеряны и напуганы, поэтому меня привлекают чаще к работе над старыми делами. В крайнем случае, над теми, которые уже лежат на столе у следователей пару недель. Именно столько, как правило, нужно тени, чтобы воплотиться и осознать себя в новой форме существования. Но даже тогда мне приходится потратить некоторое время, чтобы найти нужную и уговорить помочь в расследовании ее собственной гибели. Что поделать, привидения почти все жутко вредные, а поскольку большинство людей их не видят и не слышат, мне они мотают нервы с несказанным удовольствием.
В последний же раз все было иначе. «Кукла» ждала меня в кофейне, куда я неизменно забегаю позавтракать перед тем, как открыть магазин. Она держалась уверенно, была доброжелательна и в подробностях все рассказала. Потом присутствовала, когда я повторяла ее историю следователям. И на суде тоже. Даже поблагодарить не забыла.
Впервые мне попалась такая ответственная тень. Жаль, что я не могла сделать для нее что-нибудь еще.
Подозрения насчет Аржиса подтвердились. Он нанял ораву пронырливых адвокатов и угрюмо отмалчивался, только вот после суда его прорвало угрозами. И крайней почему-то назначил меня. Можно подумать, до разговора с тенью было непонятно, где припрятан ключик от головоломки!
Поезд качнулся, прозвучали знакомые слова.
Черт, из-за этого нелюдя чуть нужную станцию не пропустила! Пришлось резво вскакивать и, рискуя свернуть шею на огромных каблуках, через полвагона нестись к выходу.
Минуту спустя, провожая взглядом хвост экспресса, я пыталась убедить себя, что не делаю глупость. Просто я устала, поддалась сиюминутному порыву, а теперь отступать уже поздно. До ближайшего поезда на Эмшир несколько часов, не здесь же куковать! Подстегивая себя разными рациональными доводами, я отыскала взглядом притаившуюся среди зарослей почти незаметную дорожку и устремилась к ней.
Идти на каблуках по лесным тропкам – то еще удовольствие. За полтора часа я успела не только вспомнить все ругательства, которые знала, но и прошипеть их себе под нос. Не помогло. Ну, разве что время скоротать.
Состояние было нервозное. Я снова чувствовала себя маленькой девочкой, которая безуспешно пытается вжиться в местные рамки. И одновременно восемнадцатилетней девушкой, только что сбежавшей из дома со страшным скандалом.
Теперь мне двадцать шесть, но переживания нисколько не потускнели.
Когда уже начало казаться, что деревни на прежнем месте нет и вообще я заблудилась, впереди показались деревянные стены. Сердце забилось быстрее, ладони стали горячими и немного влажными. Несмотря на то что ноги изрядно ныли, я ускорила шаг.
Ворота были распахнуты и днем не охранялись. Любой мог войти беспрепятственно. Местные считали, что это место охраняет сила древних богов и их служителей. На самом же деле редко кто забредал в такую глушь. Лишь те, кто знал, куда идет.
Некоторое время я бродила по широким улицам, скользила взглядом по деревянным срубам, отмечая новые, разглядывала храм, вид на который открывался с любой точки селения. Вокруг стояла обманчивая тишина, но уж кому-кому, а мне доподлинно было известно, что за частоколами и стенами кипит и бурлит, словно ведьмино варево, жизнь. Кажется, совсем недавно я была ее частью.
Наконец впереди показалась знакомая калитка. И хотя я имела полное право войти, решила вести себя, как гостья: коснулась ладонью золотистой деревянной поверхности и стала ждать. Если нынешняя хозяйка дома, она выйдет.
Кажется, целую вечность маялась… Хотя на самом деле наверняка каких-нибудь несколько минут.
Однако подвига моего не оценили.
– Явилась, – прозвучал из-за дома неприветливый голос. – Судя по твоим тряпкам, в городе ты прижилась. Значит, не насовсем к нам. Зачем пожаловала?
Рады мне не были. Я закусила губу, стараясь подчинить эмоции и не дать волю обиде.
Взгляд скользнул по вышедшей мне навстречу сестре, и в животе заворочался неприятный холодок. Марена, которая была на два года младше меня, теперь выглядела едва ли не в три раза старше. Полноватая, в грубом домотканом платье и платке, из-под которого выбивались седеющие пряди, ее лицо покрывали редкие морщины. Это все из-за дара. Она, как мама, может лечить и колдовать, но и то, и другое забирает жизненные силы, молодость и красоту. Помню, в детстве, когда у меня самой ничего не получалось, я злилась и жутко завидовала сестренке, теперь же… Нет уж, лучше я буду в злачных местах теней разыскивать.
– В гости, – выдавила я из себя не совсем то, что хотелось сказать. – Пустишь?
Теперь, когда полноправная хозяйка здесь, стало можно, и я толкнула калитку… но та не поддалась.
– Нет, – холодно бросила Марена и обожгла меня взглядом. – Убирайся.
– Почему? – словно подталкиваемая невидимой силой, я отступила на шаг.
– У тебя руки в крови. Я вижу.
Холод усилился, вырвался наружу, окутал плечи.
Следовало предположить, что она до сих пор злится. В этих местах что-то меняется крайне редко.