Игра в дурака
Шрифт:
В кабинете Бреусова действительно много чего было, но все в абсолютном порядке. А сам Бреусов оказался довольно молодым, примерно моего возраста, высоким, поджарым, с коротко стриженными волосами и умными глазами. Его даже можно было бы назвать симпатичным, вот только мне не нравятся узкие длинные лица и тонкие бесцветные губы. Кстати, насчет цвета природа Бреусова малость обидела, да и он никаких усилий не предпринял, чтобы хоть немного ее подправить. Какого-то он был весь пепельного оттенка. Волосы темно-серые, глаза светло-серые, брюки и
Виталий Сергеевич лежал за большим столом в большом кресле. Ну, почти лежал. По крайней мере, я не знаю, как так надо развалиться в кресле, чтобы над столом только голова торчала. То, что он высокий, я поняла лишь тогда, когда при нашем появлении он поднялся, вышел на середину кабинета, обошел вокруг нашу живописную четверку и вздернул брови.
— Вы все — журналисты?
— Ага! — ответили за нас Малышкины и тут же сунули Бреусову свои удостоверения. Галя полезла в сумку.
Я оценила их ход. Когда из четверых людей двое готовы документально подтвердить свои личности, а третий изготовился последовать их примеру, на четвертого обычно внимания не обращают.
— Но мы не проводим пресс-конференцию, — усмехнулся Бреусов и тотчас же нас успокоил: — Впрочем, неважно. Прошу.
Он указал на крутящиеся стулья, расставленные вокруг довольно большого круглого стола. Сам же уселся в кресло, вернее, весь в нем утонул, вытянув далеко вперед ноги, и сказал:
— Готов ответить на ваши вопросы.
— Сева Желтухин с вами работает? — спросила я без предисловий.
Бреусов явно предполагал другой вопрос, потому что колени вдруг подтянул, в кресле выпрямился и холодно поинтересовался:
— А в чем, собственно, дело?
— Четыре дня назад он пропал.
— И почему вы пришли сюда?
— Потому что здесь избирательный штаб, в котором он работает.
— Ну вот что, девушки, — Бреусов скривил губы, — здесь действительно избирательный штаб. Но вы перепутали его с пунктом хранения неопознанных вещей.
И он встал, давая понять, что высочайшая аудиенция окончена.
Но тут произошло неожиданное. Галя, которая мне показалась такой спокойной, на фоне Малышкиных почти тихоней, вдруг вскочила с места и заорала:
— Вещей?! Это Севка-то вещь?! Ах ты сукин сын!
Бреусов дернулся, глаза у него стали колючими, но Гале было наплевать. Она его буквально на части принялась рвать.
— Севка на тебя который раз работает, а ты теперь делаешь вид, что знать ничего не хочешь?! Где Севка, говори! Это ты его куда-то затырил?! Или из-за тебя, грязный выборщик, с ним что-то случилось?!
— Прекрати орать! — рявкнул Бреусов. Он тоже перешел на «ты». — Я сейчас вызову охрану — и духу вашего здесь не будет!
Это он уже нас всех скопом имел в виду.
— Ха-ха! — злобно зашлась Галя. — Напугал до смерти! Да мы такой скандал поднимем! — Под словом «мы» она тоже явно имела в виду всех нас. — От тебя и твоего Шелеста только мокрое место останется!
У Бреусова все лицо перекорежило. Мне показалось, что он сейчас мокрого места от самой Гали не оставит. На всякий случай я напружинилась, прикидывая, куда нанести упреждающий удар. Но, видать, люди, которые в политике крутятся, умеют вовремя взять себя в руки.
— Значит, так, — сказал Виталий Сергеевич, с трудом, но сдержавшись. — Я предлагаю изменить тон нашей беседы. Предлагаю это вам, — он глянул на Галю, — и вам, — он обвел взором нас троих. — Хотя вы, — он явно имел в виду опять же нас троих, — выступаете, судя по всему, в роли группы поддержки.
— Мы работаем с Севой в одной редакции, — заявили сестрицы.
— А я — подружка Гали, — проинформировала я.
— А вы, — Бреусов опять перевел взгляд на Галю, причем ему это явно не доставило удовольствия, — подружка Севы?
Галя молча кивнула. Она по-прежнему кипела и, похоже, боялась, что, если откроет рот, тут же Бреусова обматерит.
— Так вот. — Виталий Сергеевич окончательно взял себя в руки и даже соизволил сесть назад в кресло. Правда, теперь он уже не стал разваливаться в нем, словно барин на софе. — Желтухин действительно работает со мной. Это не бог весть какая тайна. Но уже четвертый день он на работу не является, на звонки не отвечает, я пять раз посылал к нему домой людей, но он дверь не открывает. Вы, — он неприязненно посмотрел на Галю, — спрашиваете меня: где он? А я точно такой же вопрос задаю вам.
— Но я не знаю! — раздраженно бросила Галя.
— А я догадываюсь, — скривился Бреусов. — Запил ваш приятель. Элементарно запил! И где-то отсиживается. Или вы будете меня уверять, что он образцовый трезвенник?
— Нет, не буду, — неожиданно растерялась Галя. — Но ведь он… когда с вами работает… никогда… ни разу.
— Это потому, что я его всегда в кулаке держу. — Бреусов потряс кулаком. Кулак у него был так себе, ничего впечатляющего. — А тут слегка ослабил. И вот, пожалуйста. Мало того, что он мне работу срывает, так еще и вы мне истерики закатываете. Да! — Он треснул кулаком по собственному колену. — Желтухин хороший журналист! Он в нашем городе вообще самый лучший из тех, кто на политические темы пишет! Но он еще и пьет лучше всех! Черт бы его побрал!
— Но это все при мне случилось, — вмешалась Ира. — Севе в редакцию кто-то позвонил. Он сказал: «Я мигом» и убежал. И не вернулся. Ни в редакцию, ни домой. Ни… к вам в штаб он тоже не вернулся?
— И не вернется! — отрезал Бреусов. — Я с ним больше не работаю!
— А если с ним какая беда приключилась?! — вновь начала распаляться Галя. — Вам наплевать?!
— Какая беда? — совершенно обозлился Бреусов. — Вы в больницы звонили? В морги звонили? Нет его там? Вот именно, нет!
— А если его похитили? — подала, наконец, голос я и внимательно уставилась в глаза Виталия Сергеевича. Ответом мне была усмешка.