Шрифт:
Пролог
Газета «Новости Стогвурда», утро 14-го февраля, первая страница, заголовок:
«Страшная авария на 39-ом шоссе, столкнулись более шести машин, причины – неизвестны, информация о погибших и раненых пока недоступна».
Газета «Областной центр», 14-ое февраля, полдень, первая страница, заголовок:
«В ночь с 13 на 14 февраля произошла авария на самом опасном шоссе при въезде в Стогвурд. По новым данным, причиной происшествия могли стать погодные условия, а именно ливневый дождь, не прекращающийся уже 3-й день. Информация о погибших пока неизвестна».
Газета
«Авария на 39-ом шоссе – не следствие непогоды, как сообщалось ранее. По достоверным источникам причиной послужило нетрезвое состояние одного из водителей, уснувшего во время поездки. В результате его халатности столкнулись шесть машин, одна из которых вылетела на железнодорожные пути, во время движения поезда Стогвурд – Денвер. Как сообщает шериф Дэвил из окружной полиции, число пострадавших чудом сведено к минимуму. О погибших пока неизвестно».
Газета «Новости Стогвурда», утро 17-го февраля, пятая страница, «Сводка недели»:
«Авария, произошедшая во вторник на въезде в Стогвурд, нанесла огромный урон правительству города. Помимо восстановления поездных рельс, властям города необходимо компенсировать ущерб пострадавшим водителям и их семьям. Так же напоминаем, что уже третий день врачи борются за жизнь девятнадцатилетней Кесси Блэр, студентки частного колледжа в Крингстоне. Нам известно, что девушка ехала домой навестить родителей и сестру. Состояние пострадавшей крайне тяжелое. Открыт фонд для оказания материальной помощи».
Глава 1
Два месяца спустя.
Ровно девять утра, звенит будильник, и впервые за целую неделю мои глаза открываются раньше, чем привычная ненавистная мелодия успевает закончится, чтобы повторить свою пытку через пару минут. Сегодня тот самый день, когда забываешь прочие проблемы, домашние дела и тяжелые воспоминания. Сейчас мне надо быть бодрой, ведь она сразу поймет, если что-то не так. Она всегда видела меня насквозь, иногда даже шутила, что перед ней я предстаю совершенно голой.
Быстро убрав постель, ставлю «Роберта» и «Дженни» (наши любимые плюшевые игрушки – заяц и медведиха) на самое видное место, собираю грязное белье и закидываю в машинку. Перед завтраком необходима небольшая уборка. Она всегда убиралась именно перед принятие пищи, а не после, говорила, что после еды мы становимся одноклеточными бездельниками, поэтому надо делать все на голодный желудок.
Спальню и нашу комнату я вычищаю быстро, с кухней приходиться слегка потрудиться. Последнее время отца редко увидишь без бутылки с пивом, в результате чего за целую неделю образуется целая коллекция разноцветных баночек различных форм (если бы у нас не хватало денег, можно было бы неплохо подзаработать). Кроме этого – немытые тарелки и пустые коробки из-под пиццы. Конечно, это во многом это моя вина, потому что я никогда не была такой опрятной, как моя старшая сестра. Да и готовлю я так себе. У нее все всегда получалось лучше, а я давно с этим смирилась, и теперь убираюсь не от пробудившийся совести, а от назойливого чувства, будто она увидит весь этот бардак и накричит на меня, как прежде. Никогда не любила, когда на меня кричат, но почему-то, когда на меня кричала сестра, мне становилось ужасно плохо, будто я только что получила пулю в живот.
Когда часы показали на цифру десять, я понимаю, что настало время завтрака. В холодильнике только банки пива, замороженное мясо и молоко (кажется, просроченное). Обычная картина последних двух месяцев. Но сегодня удача на моей стороне, так как в одной из коробок я нахожу половину пиццы барбекю. Кажется, даже мой дом осознает, что сегодня – особенный день.
Пока кусочки крутятся в микроволновке, я включаю свой телефон. На заставке – я и сестра, фото, сделанное почти год назад, с ее школьного выпускного. Мы стоим, обнимаемся, улыбаемся, но с виду никто бы не сказал, что мы родные сестры. От Кесси просто веет благополучием и здоровьем – она копия нашей мамы. Длинные каштановые вьющиеся волосы (однажды я узнала, что в школе у нее было прозвище – «сексуальная кудряшка»), большие зеленые глаза, тонкая талия, розовые щеки, остренький носик, ярко выраженные бедра, худые ноги. На ней самое красивое платье, которое я когда-либо видела (когда его купили, я так и хотела, оставшись дома одна, померить его, почувствовать себя красивой, но так и не решилась, уж слишком боялась обидеть или разозлить сестру) – красное, облегающее все то, что так сильно заводит парней. Оно было в пол, но одна нога игриво оставалось неприкрытой, и именно ее на фото Кесси умело демонстрирует, как бы лукаво пытаясь переключить все внимание на себя. И надо добавить, что у нее это прекрасно получается.
Слева от нее стою я, ее младшая сестра. У нас с Кесси разница в три года, но из-за преобладающих во мне генов отца, я переросла ее уже тогда, когда мне было двенадцать. Раньше она часто плакала из-за того, что считала себя низкой, а потом, повзрослев, начала обзывать меня переростком, но я не воспринимала ее слова всерьез. И вот, в результате биологического фактора, сыгравшего с нами злую шутку, возле эффектной девушки, похожей на модель, стоит высокая худощавая блондинка с бледным лицом и впалыми щеками. Единственное наше сходство с сестрой – яркие зеленые глаза, доставшиеся нам от папы. На мне обычное черное платье с вырезом на спине. И хоть на фотографии это не заметно, но оно мне большое, потому как с моим телосложением проблемно выбрать даже майку.
Смотря на эту фотографию, мои губы начинают расплываться в довольной улыбке. Тот день я запомню на всю жизнь, красота Кесси будет жить в моей памяти вечно. На ее выпускном я была подобна коллекционеру, жадно собирающему воспоминания в свой тайник, чтобы в такие дни, как сегодня, наслаждаться ими в полной мере. Но даже этому приходит конец. Звук микроволновой печи заставляет меня опомниться. Я достаю горячую тарелку, наблюдаю на паром, и невольно вспоминаю нашу традицию, благодаря которой этот день можно отделить от других.
Мы всей семьей решали будущее Кесси. Все прекрасно понимали, что в нашем маленьком городке негде проявиться ее талантам, однако никто не хотел отпускать ее. Даже сама сестра не хотела уезжать из дома, а последний месяц перед поступлением в Крингстон плакала каждую ночь. Чтобы ее хоть как-то утешить, я предложила оригинальную идею: в 15 лет я состояла в режиссерском кружке, родители были настолько счастливы, что у меня появилось хоть какое-то хобби, и подарили мне новенькую дорогую видеокамеру. Они так и не узнали, что я записалась туда, чтобы отлынивать от дополнительных по немецкому, но камеру я все же приняла и делала вид, что пользуюсь. И в один прекрасный день, когда я сказала Кесси, что каждую неделю буду записывать ей видеообращение из дома, она пригодилась. Сестра была в восторге, она утверждала, что именно так будет чувствовать связь с домом. Но, конечно же, поставила мне пару условий перед этим: во-первых, я должна говорить правду и ничего кроме нее, иначе я буду быстро разоблачена; во-вторых, помимо хороших новостей, я должна сообщать и плохие, даже если они расстроят ее; а самое последнее, и, как она утверждала, главное – я никогда не должна говорить, как сильно я люблю ее, иначе «я брошу этот чертов колледж, возьму тачку и приеду следующий вечером со слезами на глазах».
Я сразу поняла, что правила Кесси нарушать не стоит, и это касается всего, начиная от пользования ее компьютером «только в крайнем случае» и заканчивая видео. Мне ни разу не пришло в голову возразить ей, когда дело касалось ее требований. Если они меня не устраивали, я молчала, а в открытый конфликт вступала крайне редко. Чем старше я становилась, тем больше понимала, что Кесси – смерч, из которого почти невозможно выбраться живой. А мысль о том, чтобы умереть подростком, не слишком завлекала меня.