Игра в кошки-мышки
Шрифт:
— Я не т-так умна, как некоторые.
— Давай не будем ссориться, Конни.
— Убирайся! Ты и его ненавидишь!
— Я далек от этого, — сказал Барлоу с такой страстностью, которую не хотел бы демонстрировать. Он придержал коленом кресло, и оно перестало раскачиваться. Взявшись за подлокотники, Фред склонился над Констанс. Стоя под равнодушным светом звезд, он понял, что должен все объяснить ей до мельчайших подробностей. — Послушай меня. Мы с твоим отцом всегда придерживались противоположных взглядов на истолкование законов. Он великий человек. Он дал мне гораздо больше
Он чувствовал, как Констанс напряглась, и слышал тиканье часиков на ее запястье.
— Конни, я ненавижу эту самодовольную ограниченность. Я ненавижу их равнодушные глаза. Я ненавижу их изречения, которые гласят: «Мотивы поступков данного человека не имеют значения. То ли он украл потому, что был голоден, то ли убил потому, что был доведен до отчаяния, но тем не менее он должен быть осужден». Я хочу выигрывать дело в честной борьбе и иметь право сказать: «Мотивы поступков данного человека имеют значение. Он украл потому, что был голоден, или убил потому, что был доведен до отчаяния, но тем не менее, видит Бог, он может претендовать на свободу».
— Фред Барлоу, — сказала Констанс, — ради всех святых, о чем ты ведешь речь?
Он убрал колено с кромки кресла и выпрямился. Неизменное чувство здравого смысла подействовало на него как ушат холодной воды и, как всегда, заставило устыдиться самого себя. Как правило, он умел держать себя в руках. Но этим вечером он оказался в дурацком положении.
— Прости, — сказал он обычным голосом и засмеялся. — Эта ситуация оказала на нас некоторое эмоциональное воз действие. Пожалуй, мне пора браться за дело, вот и все.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что собираюсь помочь твоему отцу. Боюсь лишь, что он ни от кого не примет помощи, а это, поверь мне, Конни, очень плохо.
— Почему?
— Он считает, что не может допустить ошибку.
На дороге блеснул свет фар, и по другую сторону ворот бунгало появилась машина. Но фоне неба возникли силуэты приехавших, и Барлоу прикинул, что это, скорее всего, фотограф и дактилоскопист из Эксетера. Он глянул на светящийся циферблат часиков Констанс и отметил, что сейчас двадцать пять минут десятого.
— И вот что ты должна делать, моя дорогая — я ясно выражаюсь? — крепко держать нервы в узде и подтверждать его рассказ, что вы знали о финансовом состоянии Морелла. В этом заключаются твои обязанности, и старайся как можно лучше исполнять их — иначе тебе не быть дочерью своего отца. А теперь слушай — я расскажу тебе, что еще ты должна сказать.
Пока он четко внушал ей указания и проверял, хорошо ли она их усвоила, кресло, поскрипывая, качалось взад и вперед.
Но когда Констанс сама заговорила, у нее был тихий, преисполненный боли голос.
— Ты не ответил на мой вопрос, Фред. Ты считаешь, что это сделал папа?
— Откровенно говоря, я не думал на эту тему.
Снова скрипнуло кресло.
— Фред!
— Да?
— Я знаю, что это сделал он.
Глава 9
Пока он продолжал в полутьме смотреть на нее, Констанс бессмысленно, как китайский болванчик, кивата.
— Ты же не хочешь сказать, что видела…
— Да, — сказала Констанс.
Жестом он принудил ее к молчанию. Приехавшие, переговорив с констеблем Уимсом, двинулись по мощеной дорожке. Барлоу двумя шагами пересек спальню и приоткрыл дверь, ведущую в холл. По другую сторону коридора он видел свет, падающий из гостиной. Оттуда доносился громкий голос инспектора Грэхема.
— У нас нет необходимости и дальше задерживать вас, мистер Эплби. Вы можете возвращаться в Лондон, но оставьте ваш адрес.
Неразборчивое бормотание.
— Нет! В последний раз говорю вам — вы не можете забрать банкноты! Я признаю, что сумма тут немаленькая; я признаю, что они принадлежат мистеру Мореллу, но они — часть свидетельской базы, и я вынужден задержать их. Могу заверить вас, мы не будем спускать с них глаз. Спокойной ночи, сэр! Привет, ребята, заходите!
Мрачный насупившийся Эплби в котелке, ссутулившись, миновал двух людей в форме, которые только что прибыли в коттедж.
— Первым делом проверьте отпечатки на телефоне, — проинструктировал их Грэхем. — Как только вы с этим справитесь, я хотел бы позвонить приятелю в «Эспланаду». — Голос у него изменился, словно он повернулся в другую сторону. — Вы согласны, что имеет смысл позвонить доктору Феллу, сэр?
— Как вам угодно, — донесся голос судьи Айртона. — Хотя в шахматы он играет хуже некуда.
Когда Барлоу уловил интонацию голоса судьи Айртона, по коже у него предвестием беды побежали мурашки. Судья говорил с откровенным презрением.
Прикрыв дверь, он вернулся к Констанс.
— Рассказывай, — прошептал он.
— Нечего рассказывать. Я видела, как Тони идет сюда.
— То есть ты с ним встретилась?
— Нет, дорогой. Я его видела.
— Когда это было?
— Примерно в двадцать пять минут девятого.
— И что дальше?
— Ну, Тони шел по дорожке, жуя резинку и что-то бормоча про себя. Он был очень возбужден. Я была так близко, что могла коснуться его, но он меня так и не заметил.
— Где ты пряталась?
— Я… я присела за изгородью.
— Какого черта ты там делала?
— Чтобы Тони меня не заметил. — В голосе Констанс была смесь гнева, обиды и страха. — Понимаешь, машина, которую я одолжила, вышла из строя около залива, на другой стороне от Тауниша, рядом с твоим коттеджем. На самом деле кончилось горючее.
— Да?
— Я хотела зайти к тебе и попросить, чтобы ты меня подвез. Но мое состояние… я не хотела, чтобы ты был в курсе дела. Так что я пошла по дороге. Когда я уже подходила к воротам, то услышала шаги Тони. Ниже по дороге стоит фонарь, и я ясно разглядела его. Но я не желала, чтобы Тони меня видел. Мне хотелось, чтобы он зашел внутрь, к папе, чтобы… чтобы у меня была какая-то моральная поддержка, когда я выложу ему все, что о нем думаю. Ты же понимаешь, правда?