Игра в Реальность. Всё по закону
Шрифт:
17 день вереса, 783 год от Исхода.
Здравствуй, дорогой дневник. Вот только не надо злорадствовать, иногда обстоятельства бывают сильнее принципов. Если бы не этот мерзкий Рыбий Глаз, наш препод по психологии, так бы вы меня и видели сейчас с этой поганой тетрадкой. Нет, вы только подумайте, какая подлость: «Вашей дочери необходим курс углублённого психоанализа, у неё весьма посредственно обстоят дела с рефлексией, бла-бла-бла». Я едва сдержалась, чтобы не отрефлексировать по его пучеглазой физиономии. Спасибо папе, отбил меня у этого ихтиандра. Договорились, что я буду от души рефлексировать сама с собой в письменном виде. Можно было бы, конечно, забить на рекомендации психа, но он заставил меня
Для начала, наверное, нужно что-то рассказать о себе. Тут всё просто. Зовут меня Рэйен или просто Рэй, мне почти шестнадцать. Нет, это я заливаю, мне пятнадцать исполнилось всего три месяца назад, но выгляжу на все шестнадцать, даже старше, если добавить чуток косметической магии. По крайней мере, проблем с проходом во взрослые клубы у меня не возникает, особенно, когда я иду с парнем. Это я к тому, что с фигурой у меня полный порядок, если не считать роста. Увы, тут у моих родителей случилась недоработка, если не сказать откровенно – облом. У меня до девятого класса даже кликуха была – Кроха. За последний год я, правда, немного вытянулась, Крохой звать перестали, теперь всё больше по имени. Ну ещё бы, после того, как я взяла первое место в имперском турнире по длинной руке, народ в школе начал стрематься меня задевать. Ведь использовать боевую магию вне школы пока никто не запрещал. Это я так, слегка хвастаюсь. Вообще-то, я драться не люблю, предпочитаю пользоваться обычными словами, а не заклинаниями.
Наша школа далеко не самая престижная в империи, есть и покруче, зато у неё имеются целых два преимущества. Во-первых, у нас тут почти нет гуманитарной бредятины, сплошная практическая магия. Психология не в счёт, она нужна для управления сознанием, так сказать, оппонентов. В остальном – сплошь полезные для жизни навыки. Полезные, понятное дело, в обществе, где правит бал сила, то бишь в родимой империи. Не пойми меня неправильно, дневничок, как и большинство людей, я предпочитаю открытую схватку закулисным интригам. Но жить в постоянном страхе за жизнь близких – это, скажу я вам, то ещё удовольствие. Говорят, за пределами империи существует мирная жизнь. Что ж, судить не возьмусь, всё может быть. Только ведь мир можно и насильно поддерживать вроде как для общего блага. А мне такой мир нужен?
Так вот, насчёт школы, есть ещё и во-вторых. У нас совместное обучение мальчиков и девочек прямо с первого класса. Можете не верить, знаю, таких школ почти нет, попасть в смешанную школу – это всё равно, как попасть на луну. Но это чистая правда, мне повезло, что у меня родители не ретрограды, а очень даже прогрессивные челы. Понятное дело, что класс в основном состоит из парней. Для школы, где главными профильными предметами являются обращение с оружием и боевая магия, это не удивительно. На двадцать учеников нас, девчонок, только четверо. В параллельных классах ситуация такая же. Но вы себе и представить не можете, какой это кайф, когда за тобой ухаживают сразу с десяток влюблённых малолеток. Не подумайте, что я какая-нибудь вертихвостка, я вовсе не собираюсь поощрять глупые ухаживания. Но самооценку это поднимает до небес. И вообще, у меня есть постоянный парень на целых четыре года меня старше.
И кому я вру? Это же мой дневник, никто читать его не будет. Нет у меня никакого парня. В смысле, мы иногда ходим вместе с Люком на вечеринки, но оба знаем, что это просто от скуки. Никаких серьёзных намерений у нас нет. Чувствую, пора переходить от хвастовства к рефлексии. Так вот, мне вообще никто из окружающих парней не нравится. Ну вы поняли, о чём я. И проблема не в парнях, а во мне. Мне наш псих прямо сказал, что я, видимо, была мужчиной в прошлом воплощении, и до сих пор не могу смириться, что теперь у меня женское тело. Это, кстати, полная чушь. Я уже давно смирилась с этим неприятным фактом, ещё лет в пять, когда я окончательно поняла, что не мальчик, а девочка. Помнится, я тогда рыдала целую неделю. А потом плюнула на эти игры мироздания и стала жить, как хочется. А хочется мне вовсе не семью с любимым мужем и детишками, а кресло наместника.
Да, вы не ослышались, я хочу управлять империей. А что тут такого? У каждого человека может быть мечта. Я же не кричу об этом на каждом углу, так, тихо лелею свою хотелку. Ну правда, из меня бы получился очень хороший правитель. В школе я авторитет, меня даже учителя слушаются, кроме Рыбьего Глаза. Этот пока пытается строить из себя великого магистра магии, хотя я уже сейчас могу размазать его по стенке без особого труда. Я, конечно, не ур, но это пока. По мелочи материализация у меня получается совсем неплохо. Мой энергетический щит не пробьёт даже залп из лучевика. Ещё бы освоить мгновенное перемещение и можно идти в Урицкий Университет на практическую магию. С руками оторвут.
Что-то мне подсказывает, что на первый раз рефлексии уже достаточно. Пока, дневник. Увидимся.
Глава 1
В комнате было душно, окна были не просто наглухо закрыты, а вдобавок ещё и занавешены плотными шторами. Раньше Ульрих как-то не обращал внимания на то, что шторы в спальне отца имеют кроваво-красный цвет. Или это просто невинные забавы заходящего солнца создавали такое освещение? Изнутри эти забавы отнюдь не выглядели такими уж невинными, скорее даже зловещими, комната тонула в траурном багрянце, словно в луже крови. Однако именно эта депрессивная подсветка создавала неожиданный побочный эффект. Бледное лицо умирающего, ранее сливавшееся с белым батистом подушки, сейчас выглядело вполне здоровым, казалось, что на его щеках играет весёленький румянец.
Ульрих сидел у постели отца уже почти два часа. Он старался дышать как можно реже, и всё же ядовитый запах лекарств нахально лез в ноздри, вызывая тошноту. Отец умирал тяжело, его сознание никак не желало расставаться с телом. В последние две недели он жил исключительно на обезболивающих микстурах, которые уже почти перестали помогать. Наконец этой ночью умирающий впал в кому и с тех пор больше не приходил в себя. Однако он был ещё жив, и старшему сыну было предписано оставаться с отцом до самого конца. Ульрих очень надеялся, что тот скончается, не приходя в сознание. Нет, он вовсе не был жестоким и к отцу относился если не с теплотой, то уж точно с сыновним почтением. Просто ему было больно наблюдать, как мучается живое существо.
Следует признать, что отца Ульрих почти не знал, в смысле, как человека. Магистр Ордена всегда был окружён ореолом святости и непорочности, словно крепостной стеной. Детьми в основном занимались гувернёры и учителя. У Ордена не было названия, он даже не был официальной организацией, но это никак не умаляло его могущества. Орден правил этим миром незаметно для его жителей, большинство из которых даже не подозревало о его существовании. Посвящённых было совсем немного, их изощрённые операции всегда были скрыты за завесой, казалось бы, случайных событий, необъяснимых совпадений и природных явлений. Орден никогда не пользовался грубой силой, его воздействия были точечными и, как правило, рассчитанными на далёкую перспективу.
До восемнадцати лет Ульрих ничего не знал о существовании этой тайной организации, он считал, что его отец занимается банковским делом. Они жили на широкую ногу, но не особенно роскошествовали. Правда жизнь их проходила довольно уединённо, что порой доводило общительного подростка до полного отчаяния. В восемнадцать он прошёл первую ступень посвящения, и тайная деятельность отца открылась ему во всей красе. Ульрих до сих пор не мог без содрогания вспоминать ритуал, через который его провели равнодушные и непреклонные члены братства. Это было омерзительно и, если честно, очень страшно. Помнится, отец тогда впервые обнял его и поцеловал в макушку. Возможно, это просто была попытка успокоить сына, чтобы тот не уронил достоинства своего родителя, но парень был тронут до слёз. Он многое тогда узнал странного, даже шокирующего, однако самым большим шоком для неофита стало известие, что он должен будет занять место отца после его смерти.