Игра в реальность
Шрифт:
– Да, конечно. – Парис не мог меня видеть, но я для убедительности кивнул. – А еще я помню, что все суета и нет ничего нового под солнцем.
– Ну, в том, что последнее утверждение ошибочно, вы сами имели возможность убедиться, – возразил Парис. – А об остальном у нас с вами еще будет возможность поговорить.
– Я уже давно этого жду.
– Уверяю вас, Анатолий Иванович, я делаю все от меня зависящее, чтобы наша встреча состоялась как можно скорее.
– Хотелось бы в это верить, – ответил я, не скрывая своего скептицизма на сей счет.
– А у вас просто нет
Сказав это, Парис нажал клавишу отбоя. В трубке, которую я держал возле уха, послышались частые гудки.
– Ну что? – снизу вверх посмотрел на меня Витька.
– Не нравится мне то, как ведет себя с нами Парис. – Я сложил телефон и сунул его во внутренний карман ветровки.
– А я тебе этого разве не говорил? – вяло усмехнулся Витька.
– Как бы там ни было, у нас пока нет иного выхода, и остается только следовать его указаниям. Не знаю почему, но он кровно заинтересован в том, чтобы мы не оказались в руках Одиссея.
– И что же предложил Парис на сей раз?
– Зайти в кафе и поужинать. – Я взглядом указал на «стекляшку» на противоположной стороне улицы.
– Я бы еще и пивка выпить не отказался, – проронил Витька, поднимаясь на ноги. – У тебя деньги-то еще остались?
Я заглянул в бумажник.
– По-моему, даже больше стало. Еще и валюта появилась. – Достав из бумажника, я продемонстрировал Витьке три новенькие стодолларовые купюры.
Витька пошарил по своим карманам.
– А у меня как было, так и осталось пусто, – сказал он без обиды, просто констатируя факт. – Раз тебе так везет, значит, ты снова угощаешь.
Он во всем умел находить положительные моменты. Только не часто стремился делать это.
Глава 14
Кафе, в которое отправил нас Парис, было похоже на многие другие, появившиеся в последние годы в Москве. От общепитовских заведений былых времен нынешние выгодно отличались чистотой и аккуратностью. На столиках непременно стояли наборы специй, вазочки с салфетками, а иногда даже и цветы. Однако назвать эти забегаловки уютными все же было трудно. На мой взгляд, все дело заключалось в том, что хозяева подобных заведений, стремясь поскорее оправдать вложенные средства, старались разместить на весьма ограниченной площади как можно больше мест для посетителей. Столики стояли настолько близко друг к другу и к стойке, что если два стула за соседними столиками оказывались занятыми, то пройти между их спинками было просто невозможно – непременно приходилось просить подняться на ноги одного из сидящих.
Имелся у подобных заведений и еще один весьма существенный недостаток, не обратить внимание на который было просто невозможно. В них отсутствовал туалет. То есть туалет для обслуживающего персонала кафе, несомненно, имелся, но вот посетители в него не допускались. И это притом, что большинство из них в изрядных количествах поглощали пиво, которое, как известно, весьма способствует обменным процессам особого рода. В итоге тем, кто засиживался в кафе свыше получаса, приходилось вскоре рыскать на задворках окрестных домов в поисках уголка для уединения. Что, естественно, не вызывало восторгов у местных жителей. Сам неоднократно оказывавшийся в подобной ситуации, я мог понять как одну, так и другую сторону.
Нам повезло, а может быть, это Парис все так устроил – в кафе было всего двое посетителей.
Дядечка лет шестидесяти, несмотря на погожий летний денек, одетый в плотный темно-синий плащ и синий выгоревший берет, сидел за столиком возле самых дверей. Взгляд его был устремлен на котлету, которую он сосредоточенно ковырял вилкой. Время от времени он бросал настороженный взгляд по сторонам, словно опасаясь, что его могут заподозрить в чем-то неблаговидном, после чего нагибался, запускал руку в приоткрытый черный портфель, стоявший у него между ногами, и, что-то достав из него, быстро кидал в рот.
Вторым посетителем был мужчина в летах, несколько располневший и слегка полысевший, но с благородной сединой в остатках волос. Он был одет в строгий светло-серый костюм и ослепительно-белую рубашку, стоячий воротник которой подпирался красно-бело-синим галстуком. Середину галстука фиксировала крошечная круглая булавка с золотистым ободком. В центре красного эмалевого круга был изображен какой-то до боли знакомый символ, который мне не удалось как следует разглядеть: не то серп и молот, не то свастика. На столе перед посетителем стоял высокий стеклянный стакан с напитком, по цвету похожим на кока-колу, и тарелка с нарезанной мелкими кусочками и обильно политой кетчупом пиццей. Рядом с тарелкой лежала раскрытая книга, которую мужчина увлеченно читал, не прекращая при этом жевать.
Меню в кафе было незамысловатым, в отличие от цен, происхождение которых понять было далеко не просто. Скажем, почему картофельное пюре с парой котлет «по-домашнему» стоило в два раза дороже того же самого пюре, но только с «домашней колбаской», я понять не мог.
– Выбирай. – Я протянул Витьке картонную папку скоросшивателя, в которую был вложен листок с отпечатанным на пишущей машинке меню. – Мне двойную порцию картошки с котлетами, мясной салат и бутерброд с ветчиной, – обратился я к молоденькой девушке в синем форменном платьице, находившейся по другую сторону стойки.
– А мне грибную пиццу, яичницу с сосисками и двойную ветчину без хлеба, – добавил Витька, положив меню на стойку.
Пошарив глазами по зеркальной стенке за спиной молоденькой официантки и не найдя на стеклянных полках ничего из того, что могло бы его заинтересовать, Витька спросил:
– А пиво у вас бутылочное или разливное?
Девушка, уже начавшая закладывать в микроволновку тарелку с заказанной Витькой пиццей, замерла на месте и, оглянувшись через плечо, посмотрела на моего приятеля не то с ужасом, не то с омерзением – как будто он предложил ей заняться сексом где-нибудь в подсобке.