Игра в свидания
Шрифт:
– Из-за матери?
– Нет, она у него иудейка. Но перешла в буддизм после того, как познакомилась с одним каратистом из Нью-Йорка.
– Мэг, я как-то с трудом это воспринимаю. Если у вас тут все такие, я лучше останусь в Гринвиче.
– Сан-Франциско намного более консервативный город. А кроме того, там все «голубые».
Она дразнила мать, но отчасти так оно и было: город действительно славился своими сексуальными меньшинствами. Тамошние девушки – знакомые Мэг – без конца жаловались, что с кем ни познакомишься – непременно окажется
– Это утешает. И ты хочешь, чтобы я туда переехала жить? В Гринвиче мне хотя бы гарантирован благопристойный парикмахер, если я вдруг надумаю волосы отрезать.
Мэг погрозила матери пальцем.
– Мам, как тебе не стыдно? Мой парикмахер самый настоящий натурал. А «голубые», чтоб ты знала, правят миром. Думаю, тебе в Сан-Франциско понравится. – Теперь она говорила серьезно. – Можно, например, поселиться в Марин-каунти, это вроде Гринвича, только климат получше.
– Даже не знаю, солнышко. У меня все друзья в Коннектикуте. Я там живу всю жизнь…
Ей было страшно срываться с места и ехать за тысячи миль только потому, что ее бросил Питер. Калифорния ей казалась какой-то другой планетой. В свои сорок с небольшим Пэрис боялась, что не сумеет адаптироваться, хотя для Мэг, скажем, это было идеальное место.
– И часто ты теперь видишься с этими друзьями? – напирала Мэг.
– Не очень часто, – призналась мать. – Хорошо-хорошо, совсем не вижусь. В данный момент. Но когда все образуется и я привыкну к своему новому статусу, я снова начну выходить. Просто мне этого пока не хочется.
– А среди твоих друзей есть неженатые? – продолжала Мэг свой допрос.
Пэрис призадумалась:
– Кажется, нет. Те, у кого жена умерла или кто развелся, обычно перебираются в город. Гринвич – это семейное местечко; во всяком случае, все люди из нашего круга живут там с семьями.
– Вот именно! И как ты там собираешься начать новую жизнь? Среди семейных людей, с которыми сто лет знакома? С кем ты будешь встречаться, мама?
Вопрос был резонный, но Пэрис не хотела об этом даже слышать.
– Ни с кем. И вообще, я еще пока что замужем.
– Ну да, на ближайшие три месяца. А что потом? Ты ведь не можешь до конца дней куковать одна. – Мэг была настроена решительно, и Пэрис отвела взгляд.
– Почему же, могу, – упорствовала она. – Если здесь меня ждут одни Пирсы Джонсы, только старше, то я уж лучше останусь куковать одна, как ты выражаешься. Я последний раз ходила на свидание в двадцать лет. И не собираюсь начинать снова. В моем-то возрасте! От этого я только верней впаду в депрессию.
– Мам, жизнь не кончается в сорок шесть лет! Это просто безумие!
Но Пэрис считала безумием остаться одной после двадцати четырех лет брака. Все, что с ней произошло, – безумие. А если нормальным считается роман с каким-нибудь престарелым Пирсом Джонсом, то Пэрис предпочла бы сожжение у позорного столба на виду всего города. Она так дочери и сказала.
– Дался тебе этот Пирс Джонс! Что ты к нему прицепилась? Это не оправдание. Он не такой, как все, сама прекрасно видишь. Здесь полно зрелых, солидных мужчин, разведенных или вдовцов, и они охотно познакомятся с красивой женщиной. Им так же одиноко, как тебе.
Пэрис подумала, что ей не просто одиноко. У нее разбито сердце, вот в чем проблема. Она еще не переболела Питером и не думала, что ей это когда-нибудь удастся.
– Мам, хотя бы подумай об этом. На будущее. Я бы очень хотела, чтобы ты переехала жить в Калифорнию.
– Я бы тоже, радость моя. – Пэрис растрогалась, видя, как дочь о ней тревожится и старается помочь. – Но я ведь могу вас навещать, и довольно часто. Скажем, раз в месяц я могла бы прилетать сюда на выходные.
Мэг вздохнула. Маме заняться было нечем, но сама-то она по выходным дома не сидела. У нее своя жизнь, и, в конечном счете, своя жизнь будет нужна и Пэрис. Просто пока она к ней не готова.
Вечером они вместе стряпали ужин. А потом легли спать в одну постель.
На другой день Пэрис немного погуляла по Бсверли-Хиллз, поглазела на витрины, а потом вернулась и стала дожидаться Мэг. Она сидела на балконе и думала над тем, что вчера сказала дочь. Что ей с собой делать? Она не могла даже вообразить, как станет жить дальше, и не была уверена, что ее это волнует. Она в самом деле не стремилась найти себе другого мужчину. Если не жить с Питером, то лучше уж одной. А общаться можно с детьми и друзьями. Заводить роман, спать с малознакомым мужчиной… Это же так страшно, даже в плане здоровья! Куда проще остаться одной.
В тот вечеру Мэг на съемочной площадке были какие-то сложности, и домой она вернулась только в десять. Пэрис приготовила дочери ужин, а потом опять легла с ней в одну постель. Хорошо было чувствовать рядом с собой тепло другого человека. Она уже давно так сладко не спала. Утром они вместе позавтракали на балконе. К девяти Мэг надо было на работу, а Пэрис в полдень вылетала в Нью-Йорк.
– Мам, я буду по тебе скучать, – печально сказала Мэг на прощание.
Ей так было хорошо эти два дня, пока мама была с ней! И Пирс сказал, что ее мама ему очень понравилась, о чем Мэг немедленно доложила матери. Пэрис посмеялась и закатила глаза. «Будем надеяться, что этот парень безобиден, – подумала она. – Но, боже мой, какой странный! Хотелось бы верить, что это у Мэг ненадолго».
– Обещай, что ты скоро опять приедешь, даже если не захочешь докучать Виму. – Обе понимали, что мальчику хочется расправить крылья и почувствовать себя взрослым.
Мэг ушла на работу, и Пэрис охватила тоска. При всей нежности и теплоте, с которой к ней относилась дочь, она уже взрослая женщина, у нее своя жизнь и работа, требующая самоотдачи. В этой жизни нет места для Пэрис, разве что иногда, на пару дней. Теперь ей нужно идти своей дорогой, приспосабливаться к новой действительности. А действительность эта заключалась в том, что она одна и таковой останется.