Игра во мнения

Дашкова Полина Викторовна

Вокруг было полно милиции и зевак, которых еще не успели отогнать.

– Анатолий Сергеевич! – прямо на полковника несся молодой возбужденный наружник. – Там у них двери заклинило, сидят, как в консервной банке, все трое. Окно у водительского места приоткрыто на несколько сантиметров, врач к ним заглядывал, сказал, там травмы жуткие. Но до приезда спасателей достать их невозможно. Пока что сидят и орут. Они женщину сбили.

– Жива?

– Да.

Полковник почти сразу узнал ее, но почему-то вовсе не удивился. Та самая провинциалочка в розовом плаще, которую он видел на пленке.

Кажется, с ней все обстояло неплохо. Она поднялась на ноги. Врач «скорой» поддерживал ее за локоть.

– Нет-нет-нет, – бормотала она, мучительно морщась, – мне надо в гостиницу, я не успею купить коляску, я должна привезти коляску. Нет-нет-нет... Я не могу вернуться с пустыми руками.

– Что с ней? – спросил полковник.

– Ничего особенного. Шок и несколько ссадин. Я хочу осмотреть ее в машине, дать успокоительное. А тех, из джипа, когда извлекут, не знаете?

– Скоро. Спасатели подъедут с минуты на минуту.

– Хорошо бы поскорей. С ними будет много работы.

***

Бывший афганец Валера, хозяин джипа, единственный из них троих мог говорить. Он скорчился на заднем сиденье, стонал, плакал, жалобно матерился. Боль была такой сильной, что ему казалось, он сейчас умрет. Но он не умирал, хотя крови успел потерять много.

На водительском месте сидел Вадик. Окровавленный подбородок мелко трясся. Кровь текла изо рта, он то и дело сплевывал ее и даже не стонал, а как-то скрипел всем телом от боли и отчаяния.

Михля полулежал рядом. Он шарахнулся лбом о ветровое стекло и потерял сознание. На стекле осталась тонкая паутина трещин.

Все трое никогда не пристегивались. Из принципа. Полчаса назад они, веселые, бодрые, загрузились в новенький джип Валеры и отправились в Старопечатный переулок. Вадик хотел показать друзьям свой будущий ресторан. Ремонт подходил к концу, кухня была практически готова. Имелся и шеф-повар. Из машины Вадик позвонил ему и приказал разжигать мангал, жарить к их приезду шашлык, который сам лично нарезал и замариновал накануне вечером.

В салоне гремела веселая, бодрая музыка. Валера никак не мог прийти в чувство после бурной ночи с новой красоткой, мучился похмельем. На первом же светофоре Вадик пересадил его назад и сам сел за руль его шикарного джипа. Михля сидел рядом с Вадиком и болтал без умолку, перекрикивая музыку, рассказывал, как организовал очередное письмо в РУОП из самых высоких инстанций в защиту их честной, успешной и даже в определенном смысле благородной предпринимательской деятельности. Благородство состоит в том, что они дарят людям яркие, запоминающиеся мгновения, надежду и разочарование, острые ощущения. Жизнь наша, по большому счету, есть игра, и, стало быть, без игры нет жизни. Серые будни, никакого адреналина.

Как только свернули в переулок, Вадик приспустил стекло и втянул ноздрями воздух. Его обоняние было развито до такой степени, что сквозь все уличные запахи он сумел различить отдаленный аромат первого шашлыка, который жарился на кухне его ресторана. От волнения ему трудно было сразу разобраться в оттенках этого аромата, и он по своей старой привычке прикрыл глаза.

Рядом болтал Михля. Орала музыка. У какой-то машины, припаркованной

у кромки тротуара, сработала сигнализация. Назойливый звуковой хаос не давал сосредоточиться на сложной шашлычной композиции.

– Михля, затаись, – пробормотал Вадик, протянул руку, чтобы приглушить музыку, и в этот момент его насквозь пронзил дикий вопль Михли:

– Тормози!

Нечто розовое метнулось внизу, возле колес, совсем близко. Завизжали тормоза, тяжелый неповоротливый корпус машины занесло, тряхнуло, шарахнуло. Сзади послышался странный хлопок, похожий на выстрел, за ним последовал глухой, отчаянный рев. Вадик не сразу понял, что это ревет Валера. Сам он затрясся от внезапной боли и чуть не захлебнулся кровью, поскольку от удара прокусил себе язык.

***

– Не волнуйтесь, вас никто не собирается везти в больницу, хотя рентген сделать надо. У вас может быть сломано ребро. Вообще, вы поразительно легко отделались, – говорил пожилой фельдшер, обрабатывая Наталье глубокую ссадину на скуле, – это совсем ерунда, до свадьбы заживет, и шрама никакого не останется. Да что же вы все плачете? Радоваться надо. Ваши слезы, между прочим, мешают мне работать. Сама-то откуда? Ну, не молчи, говори со мной.

– С Камчатки.

– Ого! Как там с рыбой у вас? Нормально?

– Нормально.

– А сюда в гости или по делам? Ну, все, тихо, тихо. Истерику прекратили быстренько! Нет у нас никаких оснований для истерики. Все отлично, домой вернешься, как новенькая.

– Я деньги проиграла, свои, чужие, все! Я не знаю, как теперь возвращаться домой, – выпалила Наталья.

– В казино? Господи, каким же ветром тебя туда занесло? – удивился фельдшер.

– Нет, на компьютере, в Лужниках. Там тараканы по экрану бегали.

– «Лоходром», что ли?

– Не знаю...

Полковник Попов стоял у открытого кузова «скорой » и слушал. Уже приехали спасатели, несчастную троицу извлекли из джипа. Ими занималась другая медицинская бригада.

С «ВВМ» действительно все оказалось очень серьезно. Валера, пока сидел сзади, баловался своей новой игрушкой, последней моделью компактного пистолета «Вальтер». Прятал в карман, доставал, разглядывал, щелкал предохранителем, опять прятал. Когда машину тряхнуло, палец его непроизвольно дернулся. Пистолет был заряжен, выстрелил прямо в его брючном кармане, то есть практически в паху, и прострелил Валере жизненно важный мужской орган, обеспечив кроме инвалидности статью «Незаконное хранение оружия».

Вадик не мог произнести ни слова. Его трясло, он без конца сплевывал кровь. Впрочем, кроме прокушенного языка, никаких травм врачи не обнаружили.

Что касается Михли, у него были все признаки сильного сотрясения мозга. На лбу росла большая красная шишка. Его довольно быстро удалось привести в чувство, и первое, что он произнес, было слово «адвокат».

Наталья Сергеевна, плача, рассказывала фельдшеру, что с ней произошло. Ей надо было выговориться, от этого становилось легче. Полковник залез в фургон и слушал. Дверь оставалась открытой, туда то и дело кто-то заглядывал. Оказывается, явился адвокат и желал срочно побеседовать с потерпевшей.