Шрифт:
Пролог
Лондон, октябрь 1740 года
Как многие светские дамы, принадлежащие к высшему обществу Лондона, леди Дебора Мортлей представляла дело так, будто только из простого любопытства обращала внимание — на виконта Дарлингтона. И делала это, дескать, вопреки или, вернее, по причине быстро утвердившейся за ним репутаций человека дикого нрава и нахального поведения. Впрочем, мужчины подобного типа всегда вызывали повышенный интерес у скучающих дам, проводящих время среди избалованных представителей столичной аристократии.
В значительной мере интерес к молодому лорду Джеку
Самым важным событием того утра стало известие, что Любовник леди Деборы лорд Чичестер вызвал виконта на дуэль. Вызов последовал за обвинением, брошенным в адрес Дарлингтона покинутой женой лорда, заявившей, будто виконт склонял ее к сожительству в отсутствие мужа.
На тонких губах леди Деборы появилась самодовольная улыбка. Обвинение и впрямь было смехотворным! Внешность и манеры леди Чичестер не привлекали даже ее собственного мужа, что уж говорить о мужчине, обладавшем утонченным вкусом, каковым успел прослыть виконт Дарлингтон! Но больше всего возмутил леди Дебору отказ лорда Чичестера взять свой вызов назад, когда Дарлингтон во всеуслышание заявил, что даже не был знаком с его женой. Не смутило оскорбленного супруга даже то, что выходец из Вест-Индии, как прозвали в столице виконта Дарлингтона, слыл столь же бесстрашным, сколь и гордым, с готовностью поднимающим перчатку, даже когда повода для дуэли вроде бы и нет.
Тем не менее леди Дебора отнюдь не была очарована виконтом, грубость и невоспитанность которого вызывали у нее лишь скуку. Однако сплетни и слухи, сопровождающие молодого человека, попали на благодатную почву, и постепенно леди Дебора заинтересовалась невежей островитянином. Склонная к распутству, леди Дебора вполне допускала возможность легкой интрижки, однако чувство, охватившее ее, когда она увидела, с каким искусством будущий лорд владеет шпагой, почти испугало эту даму.
Для дуэли была выбрана живописная лужайка в тенистом парке Уайтхолл, где английские аристократы обожали выяснять отношения, не утруждая себя загородной прогулкой с утра пораньше. Дебора, будучи любовницей лорда Чичестера, приехала на место дуэли, чтобы своим присутствием вдохновлять и поддерживать его в схватке с противником. Однако первый же взгляд, брошенный на красивое лицо Джека Лоутона со шрамом через всю щеку, придающим ему какое-то дьявольское выражение, заставил непостоянное сердце Деборы учащенно забиться.
Силы противников были явно неравны. При первом же соприкосновении шпаг преимущество Дарлингтона стало очевидным.
Пять… Десять… Двадцать… Молниеносный, изящный удар под локоть Чичестера, его приглушенный удивленный крик и предсмертные судороги на траве — все произошло почти мгновенно, без малейшей суеты и шума.
Леди Дебора понимала, что должна испытывать горечь утраты, ярость, отчаяние, но не могла оторвать взгляд от убийцы своего любовника.
Когда виконт отвернулся от лежащего на мокрой от росы траве лорда Чичестера, она отбросила на спину повисшую на лентах шляпку и сделала шаг вперед.
Дарлингтон некоторое время стоял неподвижно, опираясь на обнаженную шпагу, окровавленное и чуть согнутое острие которой скрывала трава. Первые лучи восходящего солнца осветили его красивое лицо, до этого скрытое тенью окружающих лужайку высоких, ветвистых деревьев. Правда, нос казался несколько длинноват для чисто классической формы, но зато губы были живые и чувственные, их чуть приподнятые уголки создавали впечатление слегка насмешливой улыбки, даже когда Дарлингтон был серьезен. Виконт не носил обязательного напудренного парика, его золотистые волосы были зачесаны назад и перехвачены черной лентой. Под густыми нависающими бровями светились лучистые глаза.
Он поднял их на леди Дебору, и та вдруг почувствовала дрожь во всем теле. Дебора могла поручиться, что ни один карибский пират не выглядел так импозантно, как он, оставаясь безучастным к естественному женскому кокетству. В его спокойствии и невозмутимости было что-то странное. Казалось, за привлекательной, благородной внешностью скрывается жестокая, беспощадная натура. Дебора смотрела на окровавленную шпагу в его руке и вдруг поймала себя на мысли, что оружие и человек, владеющий им, находятся в неразрывной связи. И суть этого союза — беспощадность. Ее любовник проявил глупое упрямство и поплатился за это жизнью. Дебора почему-то подумала, что она сама могла бы стать значительно более серьезным противником Дарлингтону.
Она подошла к нему на расстояние вытянутой руки. Но виконт не только не произнес ни слова, но и не проявил самой элементарной учтивости. Даже не улыбнулся даме, выказывающей очевидный интерес к нему, что выглядело верхом неприличия. Более того, Дарлингтон молча повернулся к ней спиной, не спеша, вразвалку направился к старым деревьям, окружающим лужайку, и скрылся за ними.
Дебора колебалась всего несколько секунд. Она посмотрела на врача и секундантов, которые подняли бездыханное тело ее любовника и понесли к экипажу. Конечно, ей следовало тоже находиться там, рыдать, заламывать руки. Но Дебора решительно повернулась и бросилась по мокрому торфянику вслед за виконтом.
Леди Дебора лежала на выступающих из земли корнях большого каштанового дерева — измученная, умиротворенная и окрыленная. Ее шелковые юбки, разорванные почти до талии, были в грязи, а на оголенных бедрах блестели капли росы и молочного цвета следы только что закончившейся интимной близости. У нее был опыт и более продолжительных любовных игр, ей случалось получать куда большее удовольствие. Но ни один из ее мужчин не был столь страстным, подавляющим своим откровенным насилием. Дарлингтон не занимался любовью, а просто взял ее с той же устрашающей деловитостью, с какой только что разделался на лужайке со своим противником. Дебора стала для него не наградой, как она надеялась, а продолжением мести. Но больше всего ее потрясла собственная реакция на произошедшее. Она не испытывала чувства унижения, вся наполненная каким-то волшебным огнем, охватившим не только ее тело, но и душу.
Неожиданно Дебора почувствовала страшную усталость, лень было даже открыть глаза. Выговорить же хотя бы одно слово представлялось и вовсе непосильным трудом. Поэтому собственный голос показался Деборе каким-то странным и незнакомым, когда она все-таки заставила себя сказать:
— Вы наставили рога проигравшему.
Джек Лоутон продолжал застегивать пуговицы на бриджах. До сих пор он не сказал ей ни слова, даже при греховном соитии не нарушил молчания. Наверное, поэтому его ответ потряс Дебору своей резкостью: