Игра
Шрифт:
— Сержант, вас покормят в дружинном доме.
— Покормят — это хорошо, — кивнул тот. — Только не время еще для завтрака, разве не так? Ночь не для еды. Ночь — для отдыха.
— Там есть постели.
Сержант стоял посреди площади, поворачиваясь на пятках в разные стороны.
— Нет, староста. Мне надо посмотреть на место боя. Мне придется докладывать завтра майору.
— Завтра?
— Ну, то есть, уже сегодня, — невесело хмыкнул сержант, и обернувшись к своим. — Андре, Жан, Базиль — со мной, остальные парными патрулями по улицам. Марш-марш!
Колонна
— Сержант! Не нравится мне это! — повысил голос, замерев на месте, староста.
Сержант положил несоразмерно большую ладонь на его плечо:
— До моего доклада майору и до его решения наш договор действует, староста. Мои люди покараулят. Твои — отдохнут. А мы с тобой сейчас пойдем вон туда, и ты пока лучше покажи мне всё и расскажи, что знаешь.
Хранилище
Двое сидели напротив друг друга за узеньким столиком, на котором стоял фонарь с прикрученным фитилем, освещавший только лица, да сам стол. Стены тонули в темноте. Хотя, и без света Петр знал, что на стене слева висит карта, нарисованная учителями со слов разведчиков. И на карте этой все расстояния вымерены не раз шагами хранителей. А на другой стене — полка со старыми книгами. Очень старыми книгами. Узкая кровать. Снаряжение хранителя на старинной чугунной вешалке в углу.
— Старый, их было совсем немного, но бойцы, видать, умелые. Не знаю, сколько они оставили в селе, но мы хорошо, если одного-двух зацепили, а свалить — так никого и не свалили.
— Ну, так, ведь, темно же было… Нет? — Старый вслушивался в слова, в интонации, вглядывался пристально в Петра.
— Там пожар был, света для стрельбы хватало. Но очень хорошо они вышли из боя. Умело. Прямо, как учителя говорят всегда: ударил — отскочи.
— Пожар, значит…
— Да, там с краю один или два дома горели, околица освещена хорошо была. Мы подошли как раз когда прекратили бить в колокол. И тут же с двух улиц поскакали конные…
— Конные, вот как? — поднялись седые брови, наморщился лоб.
— Все, как в книге. Легкое вооружение, луки у них, быстрые. Очень быстрые. Мы залп дали, а они даже не ответили — как ринулись в темноту!
— Не ответили, значит, не задержались, хоть и мало вас было — что там, дюжина болтов в темноте… Да, похоже, ученые. Это плохо.
— Вот и я говорю, прямо, как нас учили: команду получил — исполняй.
— К селу-то вы не подходили ближе? — заинтересовался Старый.
— Нет, конечно, ты же сказал, как бой вести!
— Патрульных там много было?
— Нет, Старый, патрульных я не видел. Может, и были, в селе-то, но на околицу не совались. Не знаю.
— Странно как-то всё… А кто же тогда в селе отбивался, если патрульных не было? Говорят, слышали, что на улицах бой шел?
— Да, похоже, дружинники бились… И вот еще, Старый, там, ведь, свободные были.
— Сюрпри-из, сюрприз. Ну, ты рассказывай, рассказывай, — нахмурился, прикидывая что-то в уме, Старый.
— Мы еще на подходе рассыпались двойками, я велел смотреть в оба. Раз там светло, то наверняка кого-то они должны были оставить присматривать. Ведь, так?
— Ну?
— А там не конные эти оказались, а в скирде одной свободный сидел.
— Один сидел? С чего бы — один-то? Как это?
— Тут уж думать нам некогда было, мы его с двух сторон прижали, сверху третий наш скатился, по голове тюкнули, в мешок, а тут и конные эти из села стали высвистывать. Вот и все. Постреляли по ним — и домой…
— Живого хоть притащили? Очень мне хотелось бы с живым свободным сегодня поговорить. Вот прямо сейчас. Ох, как мне не нравится все это…
— Живой, живой! — хохотнул радостно Петр. — Лекарь там с ним сейчас возится. Я двух ребят караулить оставил у карцера.
— Ну, пойдем, Петро, пойдем. Посмотрим на твой сюрприз, — поднялся Старый со стула, и с лампой в руках дождался, пока Петр первым выйдет в коридор. Тот шел, улыбаясь, довольный успешным рейдом отряда, своим четким и ясным рассказом, "трофеем" своим. Но на лице Старого, идущего сзади, не видно было особой радости.
Лес
Сегодня утром был туман, как и предупреждал Старый.
Туман медленно плотными слоями оседал под первыми лучами солнца и становился алмазной пылью на старой паутине, развешанной летом между кустами огромными пауками с крестом на спине, росой на траве, по которой медленно шагали черные сапоги. Если наклониться и присмотреться, то трава почти белая от росы, а там где прошел человек или зверь — темная дорожка. Там, где такая дорожка видна, ловушек уже точно нет.
Лекс двигался очень медленно. Он вышел из хранилища с восходом луны, когда до рассвета оставалось совсем немного. Довольно быстро преодолел территорию, которую все признавали ничьей. А теперь, когда поднялось солнце, он стоял на самой границе, или, может быть, уже и перешагнул ее. Начинался настоящий лес, начинались земли свободных. Здесь нельзя было спешить. Со стороны, если бы кто-то смотрел на него со стороны, иногда могло показаться, что он засыпает стоя. А он стоял и ловил краем глаза любое движение, слушал шумы, смотрел на птиц, летающих над деревьями.
Лекс был лучшим из молодых. Правда, и молодым-то ему оставалось быть совсем не долго, до середины лета. Летом Старый проводил испытания и распределял бойцов по отрядам хранителей. Лекса давно присмотрели в первом отряде. Он уже и с ветеранами первого познакомился, когда был у них на стажировке и выучке. Те показали ему несколько фирменных приемов, которые могли ему помочь на испытаниях.
И еще когда хранители водили его по ничейной зоне, он многому у них научился. Стоять долго на одной ноге, замерев в шаге, например, могли не все молодые. А кроме того, он научился у них двигаться медленно. Очень медленно. Как будто тень передвигается по земле вместе с почти незаметным движением солнца по полузакрытому легкой туманной дымкой небосводу.