Играя с огнем
Шрифт:
Он тяжело вздохнул и выпрямился.
— Я подумаю, — пообещал он.
Что ж, и это уже хорошо. Может, он все-таки решится, а может, не наберется храбрости, но Руби сделала все от нее зависящее. Она отступила; его руки соскользнули с ее бедер, и она вздрогнула, вдруг осознав, что желание утешить, поддержать, понять этого бескомпромиссного, твердого человека было слишком сильным. Она послушалась своего сердца, не жалела об этом, но теперь надо прислушаться к голосу разума — для ее собственной безопасности.
Чувствуя себя бесконечно усталой, Руби откинула волосы с лица и подтолкнула Кэла в сторону
— Иди. Сделай это.
Кэл провел рукой по ее щеке, тронул пальцем губы.
— Вряд ли мне сейчас что-нибудь перепадет, да?
Шутливый тон, по его замыслу, должен был развеять остатки напряжения, но сердце Руби продолжало неровно колотиться.
— Я обещала испечь кексы, — неубедительно улыбнулась она. — К тому же у меня есть правило: не делать ничего такого в местах, где песок может забиться куда не надо.
Он рассмеялся, и Руби замерла. «Помни, Руби, это не настоящие отношения, и ты не хочешь, чтобы дело дошло до них». Она похлопала ресницами и как можно более невинно пропела:
— Но мы можем придумать что-нибудь чуть позже.
Секс все упрощал. Только это она не боялась предложить Кэлу, только он не вызовет никаких проблем.
Кэл одобрительно усмехнулся, взял ее за руку и повел к ступенькам, выбитым в скале:
— Пошли. Я никогда не был на детском празднике. Думаю, мне понравится.
Чувствуя тепло его ладони и слыша искренность в его голосе, Руби изо всех сил старалась не дорисовать того, чего нет, и подавить желание чего-то, о чем раньше даже и не думала. Все, что она чувствовала, не имело никакого значения. Завтра все кончится; они с Кэлом пойдут каждый своей дорогой, и все, что между ними было, забудется, как сон.
Глава 15
Удостоверившись, что голос его не подведет, Кэл спросил:
— Мэдди, можно тебя на пару слов?
Солнце уже начинало садиться, но его лучи по-прежнему весело били в глаза, и Кэл приставил к глазам ладонь козырьком, пытаясь понять, зачем он пришел сюда, увидев, что сестра копается в саду.
Он отнюдь не собирался следовать совету Руби, которая не знала, о чем говорит. Он весь день старался выкинуть из головы их разговор: беседовать с сестрой о том, что стало запретной темой много лет назад, — глупость, безумие! Но Руби снова задела его за живое, хотя он поклялся себе, что больше не совершит этой ошибки. Просто что-то словно сломалось у него внутри, когда он увидел, как Руби разговаривает с Мэдди этим своим понимающим, приглушенным тоном. Он сорвался, потом взял себя в руки, но вернуть былое равновесие до конца не смог. Весь день какие-то мелочи, на которые в иных обстоятельствах он не обратил бы никакого внимания, раздражали его все сильнее. Его сестра, со счастливым лицом организующая детский праздник; Руби, гордо водружающая на стол поднос с кексами; Мия, легкая как перышко, сидящая у него на коленях, задувая свечи на праздничном торте... Кэл чувствовал себя чужим в окружении собственной семьи, и у него было такое ощущение, будто ему чего-то не хватает, будто он не справился с чем-то в жизни, хотя прекрасно знал, что это не так. И как бы он ни старался заполнить чем-то пустоту в груди, у него ничего не получалось, и
Кэл должен извиниться перед Мэдди. Не за то даже, как он вел себя по отношению к ней прошлым вечером, а за то, как он вел себя по отношению к ней годами. За то, что ему было проще вычеркнуть ее из своей жизни, чем признать правду. За то, что он так ужасно подвел ее, когда они были детьми.
Может быть, если он поговорит с ней об этом, признает свою вину, ему станет легче в целом?
— Конечно, — сказала Мэдди, поднимаясь, отряхивая колени и откидывая волосы с лица.
В рабочей одежде и с радостной улыбкой на лице она казалась юной и напоминала Кэлу ту маленькую бунтарку, которую в конце концов подкосила вражда их родителей. Как же Кэл раньше не заметил удивительных положительных изменений, которые произошли в Мэдди благодаря замужеству и материнству?
— Только можно сначала кое-что скажу я, Кэл? — попросила она, беря его руку в свои. — Спасибо, что ты приехал, спасибо, что поучаствовал в празднике. Мия была просто счастлива. И для меня твой приезд так много значит.
Кэл напрягся, глядя в ее влажные глаза. Он начинал сомневаться, что прийти к Мэдди — хорошая идея.
— Я знаю, что тебе не очень уютно здесь, — погрустнела его сестра. — Прости нас. Но я надеюсь, что теперь тебе будет легче в нашем обществе и ты чаще будешь приезжать. Я больше не буду давить на тебя, но мне по-прежнему хочется, чтобы ты приезжал сюда, когда захочешь.
Она выпустила его руку и вздохнула.
— Ты никогда не давила на меня, Мэдс, — пробормотал он, впервые за много лет называя ее так. — Ты никогда не делала ничего, из-за чего мне было бы неуютно. Я сам придумывал отговорки. Я должен был сказать тебе кое-что, но так и не сказал.
Мэдди заинтересованно подняла брови:
— Не понимаю тебя.
И он рассказал ей обо всем. Сначала он не мог смотреть на нее и вперил взгляд в даль над морем, и ужасные вещи, которые он говорил ничего не выражающим голосом, звучали еще хуже под аккомпанемент свежего бриза в окружении сочных красок сада.
Мэдди слушала его не прерывая. Наконец посмотрев на нее, Кэл увидел, что ее улыбка померкла, но ни отвращения, ни ужаса на ее лице он не нашел — только спокойное понимание и приятие. По ее щеке сползла одинокая слезинка, которую она торопливо стерла рукавом. Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею и крепко поцеловала в щеку.
— Не нужно было так долго держать все в себе.
Теперь это было так очевидно. Почему он не понял этого за несколько лет, когда Руби потребовался на это всего день?
— Надо было все рассказать тебе намного раньше.
Мэдди улыбнулась:
— Хорошо, что ты все-таки решился.
Она взяла его под руку и не спеша повела к дому.
— Скажи-ка мне, Руби имеет к этому какое-нибудь отношение?
Кэл досадливо пожал плечами. Руби была самой раздражающей, самой безрассудной женщиной, какую ему доводилось встречать. Он не понимал, как ей удалось вывернуть его наизнанку, заставить сходить с ума от страсти, невыносимо бесить его своей непокладистостью и в то же время бить прямо в цель, когда речь шла о делах душевных, подтачивая несущие конструкции его жизни.