Игрок
Шрифт:
— Так ты писатель? — удивилась моя новая знакомая.
Я сразу запомнил имя «Алёна». Очень соответствует популярному стилю «под русскую старину». Совершенно фантастическая девушка с ногами от ушей, высокой грудью и полностью противоположными официозу взглядами на то, какая должна быть советская комсомолка.
— Именно так, милая. — подтвердил я. — Как раз сейчас пишу производственный роман про творческий путь самых красивых девушек Советского Союза. И мне нужна муза.
— Федя, ты меня смущаешь, — зарделась она.
Таким, как она
— Ну а что? Каждому времени нужен свой символ, — соловьём заливался я. — Ты же видела репродукцию картины «Свобода ведущую народ»? Чем ты хуже модели, которая для неё позировала?
А девочка, молодец! Культурный уровень у неё на уровне. Но как же мило она смущается! Таким красоткам очень идут румяные щёчки.
После этого я повёл её в ту же «Прагу». Кошелёк с гонораром у меня в кармане пиджака это позволял, и к концу вечера смущения и след простыл.
А уж какая она стала, когда мы приехали на такси ко мне! Так, меня за ночь никто не уматывал! С тех пор Алёна и задержалась в моей жизни на целый год.
В общем, да. Надо будет как следует дать джаза в Праге вечером. Глядишь, и проблема исчезнет.
* * *
Из дома Ростовых я решаю тоже возвращаться пешком.
Обычные люди, те кто привык ходить на своих двоих, не понимают этого кайфа. Пройтись по майской Москве. Чувствовать асфальт мостовой под своими ногами и улыбаться по-летнему одетым девушкам.
А их в моём любимом городе просто аномальное количество. Сказывается наш вечный русский центризм. Так уж заведено, что столица — это центр притяжения тысяч и тысяч молодых парней и девчонок.
В покинутом мною времени ВУЗов в Москве было две с половиной сотни. Сейчас, меньше, но всё равно их очень много. А в них очень много студенток. И на тротуарах центра сейчас самый настоящий цветник.
Так что, несмотря на думы горькие, прогулка до дома у меня вышла приятная.
И она была тем более приятной, потому что я не ловил на себе взгляды, полные брезгливой жалости.
Как ни крути, но советское общество в базе своей создано исключительно для здоровых людей. Такие, как я после той истории в Крыму, в это общество не вписывались органически.
Не предусмотрены были в светлом коммунистическом обществе инвалиды-колясочники.
Нас, а я всё ещё нутром воспринимал себя как инвалида, как и безруких-безногих ветеранов войны, которые, вообще-то, своё здоровье отдали за то, чтобы вот эти девочки на московских улицах наслаждались солнцем, а не отрабатывали своим телом рабскую пайку в немецких борделях, вкупе с больными детьми, не должно было существовать в природе. Не вписывались мы в светлое коммунистическое завтра.
Но это всё лирика. Ласковое московское солнце светит так, что мои мысли кажутся брюзжанием. В любом случае мне предоставлен новый шанс.
* * *
Раз уж от банкета в Праге мне не отвертеться, то выглядеть на нём нужно соответствующе. Благо что я, пока ходил, то старался следить за своим гардеробом.
Я не помню, как одевался в 72-м, но краткая инспекция гардероба показала, что всё небезнадёжно.
Парочку двубортных костюмов из катастрофически грубой ткани, по меркам двадцатых годов 21-го века, конечно, я отметаю сразу. И цвет и фасон были такие, что в них впору на похороны идти, а не на светское мероприятие.
Куда только смотрели мои глаза когда я их покупал?
А, впрочем, сейчас время развитого социализма. Так сейчас многие ходят.
Твидовая двойка, висевшая рядом с похоронными костюмами больше отвечала моим представлениям о прекрасном. Фасон очень неплох.
Но вот сама ткань! Тяжелая и очень плохо дышащая. Спасибо, но нет.
Спасением стали пиджак и брюки, занимавшие сиротское место в самом углу платяного шкафа. Льняные, о чём свидетельствовали бирки, те, которые, на самом деле инструкция для женщин, как эту вещь стирать и как за ней ухаживать.
Лён — это очень хорошо. Лёгкий, удобный. Он, конечно, мнётся, но это всё равно.
Цвет тоже вполне соответствовал моим взглядам на прекрасное. Серый такой, то что надо.
Подобрать рубашку не составило особого труда. Как сейчас помню, мы с Алёной полгода назад устроили настоящий набег на двухсотую секцию ГУМа, спасибо «родному» Союзу Писателей за пропуск в это благословенное место. Мы там купили для меня сразу четыре одинаковые польские рубашки. Белые и очень приятные на ощупь.
Там же и тогда же я приобрёл югославские туфли, не чёрные, как принято сейчас, а некондиционного бежевого цвета.
Я практически определяюсь с одеждой и остался последний штрих, он же непременный атрибут любого уважающего себя советского мужчины. Галстук.
И с ним натуральная беда.
Всё, что находится в моём платяном шкафу просто отвратительно. Понятное дело, что сейчас такая мода. Но все, абсолютно все, галстуки соответствуют времени. Они короткие и очень широкие. Вот прям очень. Я в них словно клоун на арене Цирка, что на Цветном бульваре.
Как я с ними ни колдовал, как ни прикидывал, но всё равно. Получается какая-то порнография. В любом случае выглядит очень глупо.
В итоге я решаю плюнуть на этот атрибут мужского костюма и обойтись без него. Буду фрондировать окружающих, хотя на этот момент, это почти бунтарство. Но я же скандалить собираюсь. Мне можно.
Определившись с одеждой, я иду в ванную. Щетина на моей физии буквально кричит, что надо с ней что-то сделать. Время, когда трёхдневная небритость считается нормой, ещё не пришло.