Игрушка ветра

— Эту.

Вот и всё. Её выбрали, и теперь не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться послушно, безмолвно. Аверил знала, что однажды день этот настанет, поэтому нет ныне смысла ни бояться, ни сопротивляться. Разве в борделе бывало иначе?

Только всё равно не могла избавиться от ужаса, нахлынувшего волной ледяной, сковавшего путами железными по рукам и ногам.

— Иди, деточка, — матушка Боро взяла за руку, на минуту заслонив своей давно располневшей, но на удивление юркой, подвижной фигурой чёрный силуэт клиента. — Все девки через это проходят рано или поздно, кроме разве что непорочных

божьих служительниц, но эти избранные богами вроде как, а так-то всё для всех едино, никому этого не миновать. И не смотри, что из проклятых, девочки вон, не жалуются, даже хвалят. Сама знаешь, и много хуже бывает.

Бывает. За четыре месяца в заведении матушки Боро Аверил всякого наслушалась, особенно про первый раз. И о жадных руках, что шарили лихорадочно по телу, и о грубом вторжении, что не вызывало ничего, кроме омерзения и желания поскорее закончить. О боли, крови и стыде, что оставался после налётом грязи, ощущением гадливости. А иной раз — и о последствиях закономерных, но всё одно нежданных, неприятных, заканчивавшихся визитами к знахаркам и колдуньям да новой болью, новой кровью.

Может, и есть толика везения в решении отчима.

Всё лучше, чем так, как девочки рассказывали.

Всё лучше, чем с отчимом или с иным деревенским мужиком, решившим, что яблочко от яблоньки недалёко падает.

— Да и девки от проклятых не брюхатеют, — добавила матушка Боро, словно догадавшись, о чём думала Аверил. — Можешь не пить того снадобья, что я тебе дала. И ежели что сверх подкинет, то себе оставь. Только девочкам не проболтайся, а то совсем от рук отобьются, паршивки.

Аверил кивнула едва заметно.

До комнаты матушка провожала лично. Дорогой гость, особый клиент, его желание — закон, любой каприз исполнялся вмиг.

Комната обычная, что всяко радовало. Широкая кровать под чёрным покрывалом, небольшой стол с фруктами в расписной вазе, сладостями на посеребрённом блюде, напитками в стеклянных графинах и бокалами на тонких ножках, пара стульев, кресло, камин, в нутре которого весело потрескивало пламя. Ни ремней, ни костюмов специальных и приспособлений странных, ни прочего инвентаря, коим любили баловаться иные клиенты. Повсюду зажжённые свечи, оттеняющие вечерний сумрак за окном с неплотно задёрнутыми портьерами, в воздухе разлит лёгкий — совсем чуть-чуть, ненавязчиво — аромат восточных благовоний. Рассыпавшись в наилучших пожеланиях, матушка Боро удалилась, и Аверил осталась наедине с проклятым. Замерла посреди комнаты, глядя в пол, не решаясь посмотреть на стоящего рядом клиента. Не человек вовсе — бессмертное существо из ордена проклятых, называвшего себя братством круга, члены которого лишь выглядели подобно обычным людям. Мало кому ведомо, кто они на самом деле, а кто знал, тот не распространялся благоразумно. Свои тайны орден хранил строго, и даже такая провинциалка как Аверил понимала, что лучше и не быть посвященной в его тайны.

Себе дороже.

Клиент прошёлся неторопливо по комнате, словно ни разу не бывал здесь прежде, словно ему, а не Аверил, всё в новинку. Судя по звуку, расстегнул куртку, снял, бросил на стул, а сам опустился в бордовое кресло, вытянул ноги — начищенные носки чёрных сапог попали аккурат в поле зрения Аверил.

Больно будет только раз. А после она потеряет прежнюю ценность и сможет работать наравне с другими девочками матушки Боро. Скопит постепенно денег и на выкуп себя, и на будущее, и, даст то божиня, начнёт однажды новую жизнь. Уедет в другой город, где никто не узнает ни о прошлом её, ни о происхождении, купит домик. Лавку свою откроет, книжную, как мечтала всегда. Или вовсе переберётся в другое королевство, подальше от этого княжества с его противными богам и всякому разумному человеку законами.

— Приступай, — велел проклятый лениво.

Аверил шагнула к клиенту, помедлила в нерешительности. Чего он хочет — чтобы она забралась на колени к нему или прежде опустилась на колени сама? Матушка Боро порою устраивала теоретические занятия, показывала новенькой, как девочки работают, — через потайные глазки, скрытые в некоторых комнатах дома, — поясняла сухо, что да как делать придётся. Да и сельская жизнь не способствовала взращиванию тонкой душевной организации истинной леди, тут уж волей-неволей многое узнаешь об интимной стороне отношений. Однако ж девственниц покупали не за руки опытные да ротик умелый, и Аверил не понимала, почему проклятый выбрал её, если желает, чтобы его обслужили как должно?

Не выбрал бы — и получила бы Аверил ещё неделю-другую отсрочки. А может, и месяц.

— Я жду, — клиент подтянул, наконец, ноги, расставил их недвусмысленно.

Всеблагая Гаала!

Ещё шажочек.

Опуститься на колени, неловко, неуклюже, путаясь в длинной юбке вызывающе откровенного платья. Потянуться к застёжке на чёрных кожаных штанах. Пальцы дрожат, справиться с пуговицами не получается и прикасаться к тому, что натягивает материю, противно.

Отчиму нравилось хватать её за руки, накрывать трясущейся девичьей ладошкой бугор, скрытый грубой тканью штанов. Заставлять гладить, пока всё внутри сжималось от страха и отвращения.

Дочь шлюхи и сама шлюха, разве не так?

— Ради Кары, да что ты там всё копаешься?! — проклятый раздражённо оттолкнул её руки и Аверил, не удержавшись, села на пятки. — С тем же успехом я мог и сам управиться.

— П-простите… — голос звучал жалко, того и гляди, разрыдается прямо на полу, разведёт сырость перед ценным клиентом. Мужчины не любят женских слёз — истину эту непреложную Аверил усвоила давно. — Я… я буду стараться…

— Что-то пока не заметно.

— Я… я девственница, добрый господин.

— И что? Или в борделе не учат хотя бы основам… кхм, будущей работы?

— Нас… не для того покупают, — почему он не понимает всем известных вещей?

— Да-да, знаю я, для чего вас покупают, — холодные пальцы вдруг ухватили Аверил за подбородок, заставляя поднять лицо к свету и клиенту. — Как тебя зовут?

— Вери.

Аверил звучит не по-нашенски, высокородно слишком, сказала матушка Боро в первый же день. И велела впредь называться клиентам Вери.

Аверил — имя для благородной леди, для героини из баллады о рыцаре и принцессе. Для феи цветов, для дриады, день-деньской резвящейся беззаботно с подругами-нимфами в дубовых рощах. Никак не для жалкой безродной девицы.

Проклятый склонился к Аверил, рассматривая её пристально, придирчиво, точно товар на рынке. И впрямь выглядит как человек, пожалуй, не знай она о его происхождении и ни за что не приняла бы за одного из этих бессмертных существ, именем которых детей малых пугали. Кажется, будто он немногим старше её. Короткие тёмно-каштановые волосы, голубые, словно небо ясное, глаза, красивое, холеное лицо высокомерного аристократа. На указательном пальце правой руки, сжимающей подбородок Аверил, перстень тёмного золота, увенчанный причудливым переплетением серебристых линий, образующих то ли звезду о множестве лучей, то ли стилизованное изображение солнца.