Игрушка
Шрифт:
Тик-так…
Через пять минут после начала акции было зафиксировано первое нарушение графика. Дальше всевозможные сбои и осечки только нарастали, и вот — тщательно разработанная операция полетала-покатилась в тартарары, к чертям собачьим…
— Отказ аппаратуры! — паниковали операторы.
— Программный сбой!
— Сигнал затухает!
— Гаснет!
— Невозможно провести коррекцию!
— Синхронизация не проходит!
— Что такое?! — в бешенстве орал на Гиоргадзе Краснов. — Почему?! Немедленно устранить
— Это СБК, — бормотал осунувшийся службист. — Чертово СБК взяло нас под контроль! Всё… конец… Они знают! Знают!! Я не хочу!..
— Уничтожайте установки! Вооружайте людей! — Владлен Петрович тряс Гиоргадзе за грудки. — Слышите?! Лучше сдохнуть с оружием в руках, чем…
Чем плясать под чужую дудку? Корчиться марионеткой на ниточках? Да? Правильно?
Вы странные, люди. Через ненависть и разрушение думаете прийти к процветанию? Неужели это правда? Скажите, правда?.. Тогда…
— Мама, — удивился Вадик, когда родители встали из-за праздничного стола и начали одеваться. — Вы… куда? Вы же сказали, что никуда не пойдете? Дома будете. Тетя Люся с Игорьком должны еще…
— Вадим, — папа недоуменно пожевал губами, нахмурился (этот простой вопрос неожиданно смутил его), — э-э… мы скоро придем. Хорошо? Побудь пока один, ладно? Ты ведь уже большой мальчик. А мы с мамой вернемся буквально через… э-э… в общем, жди.
Хлопнула входная дверь.
Звякнули на столе вилки-ложки.
Чуть покачнувшаяся люстра отбросила на стены неяркие, матовые блики, и большой кремовый торт, гордо выпятивший свои жирные масляные бока, вдруг показался мальчишке совсем-совсем невкусным.
Вадик подошел к окну, отдернул штору, прижался носом к холодному стеклу. Замер.
По улице шли люди. Много людей.
К ним присоединились мама с папой.
Толпа…
Пестрая. Яркая.
Гомонит, орет, кривляется. (Веселитесь, люди? Это такой праздник, да?..) Сборище сумасшедших — если взглянуть со стороны. Непрекращаемое броуновское движение. Но вот — замерло, остановилось, взгляды липнут к огромному электронному табло, висящему над площадью: «23:59:27». Стихает музыка, смолкают голоса визгливо-пронзительные да выкрики пьяные. Ненадолго, правда. Да что уж теперь.
Бом! бом! бом! — начинают отсчет куранты.
Бом!..
— Ур-р-ра-а-а!!! — беснуется толпа.
— Ур-р-ра-а-а!!! — звук летит над площадью, толкается в барабанные перепонки.
— Ур-р-ра-а-а!!! — единым выдохом, выжимая весь воздух из несчастных легких. — С Новым Годом!!!
Пенится открываемое шампанское, звенят взятые из дома бокалы.
— С Но-вым!!! Го-дом!!! С Но-вым!..
Ба-бах! — летит вверх конфетти из хлопушек, вжиу! — рассыпаются фейерверки, трещат воздетые высоко-высоко бенгальские огни. Лес рук, море огня, ленты серпантина — паутиной серебряной, и расцветает в небе салют праздничный, такой красивый, что дух захватывает.
Ликование — всеобщее, неподдельное. В стране диктатура? — плевать! Семьдесят процентов за чертой бедности? Работают, рук не покладая? Двенадцать часов в сутки? — а нам-то! В трудовых лагерях каждый четвертый? Расстрелы показательные обязали смотреть даже школьников? — Господи, какая ерунда!
— Ур-ра-а!! С Новым Годом!!!
Редкие цепочки полицейских — хмурые лица за пластиковыми щитками шлемов, кевларовые бронежилеты с активным отражающим слоем, оружие штатное наизготовку. Бдят стражи — а ну непорядок какой случится? Кидают по сторонам угрюмые взгляды («Тридцать пятый, доложите обстановку». — «Докладываю…»), желваки на скулах катают. Да нет, нормально вроде все, но если что — готовы немедленно пр-ресечь.
«Тридцать шестой, доложите обстановку…»
Внезапно большая часть толпы — около двух третей — застывает. Щелк! — моментальная фотография. Статуи недвижные, каменные. Валятся из рук бутылки, бокалы, рюмашки-стаканчики. Падают на асфальт, дзинь! — разбиваются, выплескивая шипучую янтарную влагу… Оставшаяся треть не сразу понимает, что произошло, не догоняет, проще говоря. Бурлит кровь, эйфория волной накрывает, рвется наружу хмельной угар.
— Братан, давай выпьем! Ты че, братан? Не уважаешь? Э-э… да что такое?.. Мать вашу, что с ними со всеми такое?!!
…ваша цель — вышки и центры мобильной связи, полицейские участки, административные учреждения, банки, аэро — и железнодорожные вокзалы…
А те стоят и будто вслушиваются во что — серьезно, внимательно. Словно некий голос у них в голове вещает. Неужели и впрямь?
…люди, любое сопротивление необходимо подавить. Быстро и эффективно. Кто не с нами — тот против нас. Это враг. А враг подлежит безусловному уничтожению. Убивайте их! Убивайте всех!! Убивайте!!!
Толпа шевелится, вспучивается, раздается в стороны, вскипает волнами. Люди достают припрятанное под полами одежды оружие — пистолет-пулеметы «Клин-М», «Каштаны» с лазерными целеуказателями, электроразрядники «Дзетта». Кое-где мелькают совсем уж старые АК-74, ПМ, даже ТТ. Хищно блестят ножи и кухонные топорики для разделки мяса.
— Эй! Ты че, сука? Ты мне на ногу встал!
— Да пошел ты!
— Э-э, братан, остынь. Культурно отдыхаем, да? Все путем.
— Д-да? Ну так отдыхай, придурок!!! — нож по самую рукоятку входит в горло.
— Мо-чи-и-и козлов!!
— Н-на! Отвали, гнида!
— Ментов! Гасите ментов!!
— А-а-а!!!
Слышны первые выстрелы…
Вадик — через щелку в шторах — с ужасом и страхом смотрел, как неистовая куражная толпа бесчинствует за окном, разнося вдребезги все, что попадется под руку. Полоумные психи и то, наверно, ведут себя куда благопристойней. В окна домов и зеркальные витрины магазинов летели камни, пустые бутылки, увесистые металлические предметы, куски пластика. Люди переворачивали и разбивали машины, урны, скамейки, мусорные контейнеры, а робоуборщиков, вылезших из своих ниш-укрытий, — просто разрывали на части.