Игрушкин дом
Шрифт:
Четвертая сделала полшага вперед и склонилась над шариком в почтительном полупоклоне. Несколько внезапных слезинок упало с длинных ресниц ее на поверхность шарика, отчего та окрасилась в голубой цвет. Не вся поверхность: в одном месте остался довольно большой фрагмент коричневого. Посмотрев на творение глаз своих, она осталась удовлетворенной.
Второй приблизил свое лицо к шарику и сильно подул на него. Прозрачное голубоватое облачно вырвалось из его разомкнутых губ и опутало шарик тонким заботливым слоем. Ветер в голове Второго на мгновение стих. Посмотрев на творение губ своих, он остался удовлетворенным.
Первый
Для ровного счета еще девять шариков было произведено внутри сферы неопределенного радиуса. Но ни в один из них не было вложено столько души, сколько в первый. Ибо именно с ним Творцы связывали свои надежды. И Первый, чтобы не чувствовать себя бесполезным, сотворил нечто совершенно невиданное огненный шар в самом центре сферы, хранилище чистой энергии. И был свет. И пятый, сидящий за пределами сферы и играющий сам с собой в прятки внутри небольшой туманности, какой-то крохотной, еще не замутненной частью своего больного сознания понял, что это, в сущности, хорошо.
Пятый творил тварей. Твари получались разными: когда нелепыми, а когда забавными до трогательности. Единственная проблема жили они недолго в вакууме. Поэтому получалось так, что пятый игрался в основном с мертвыми игрушками. Вот если бы у него был игрушкин домик…
Именно его он и обнаружил с удивлением внутри сферы неопределенного радиуса. И домик так влек его к себе, что пятый на какое-то мгновение утратил никогда не присущую ему бдительность и вошел в сферу. Точнее даже не вошел, а вбежал, неуклюжий, как всегда, задев плечом одну из планет в своем стремительном движении. Планета разлетелась на куски, счет стал неровным. Пятый встал перед домиком на колени и стал любоваться им.
И пока он стоял так, отрешенный, Творцы неслышной походкой покинули сферу неопределенного радиуса. И радиус ее стал вполне определенным, задавая формальную границу Вселенной. И в ту же секунду само понятие «секунда» получило свой смысл. Пятый догадался об изменении, когда его игрушкин домик начал вращаться вокруг своей оси. Он вращался со скоростью 24 оборота в одну субъективную секунду, поэтому пятый догадался не сразу… Поняв, что он брошен/покинут/обманут, пятый пришел в ярость. Он даже ударил в сердцах кулаком по поверхности домика, причем удар пришелся на поверхность единственного на планете материка, отчего тот мелкими осколками разлетелся в разные стороны, утратив при этом статус единственности.
И пятый бросился вслед за Творцами, но наткнулся на границы сферы. Таковы уж свойства сферы определенного радиуса, что выйти за ее пределы не может никто, даже убогий.
И Творцы молча смотрели ему в глаза с той стороны невидимой преграды…
Оставшись один, но не смирившись с одиночеством, пятый занялся тем, ради чего все и затевалось. Игрушки всех форм и цветов стали постепенно заполнять домик. Он наблюдал, как они забавно бегают, прыгают, воспроизводят какие-то звуки, убивают друг друга. И ему было весело… Однако совсем мало времени понадобилось ему, чтобы понять, что живые игрушки могут наскучить так же, как и мертвые, только немного позже. И он стал самостоятельно избавляться от надоевших игрушек и творить все новые, еще более забавные, надеясь, что уж они то… И можно долго ломать голову, задаваясь вопросом: «Ну отчего же вымерли динозавры?», так долго, что ясным станет очевидное да просто надоели!..
Идея возникла у него в тот момент, когда он однажды увидел свое отражение в зеркальной поверхности того, что в последствии будет названо Тихим океаном. Почему раньше он не додумался до этого? Разумеется только по образу и подобию! Все остальное слишком детские игры… И он начал творить уродцев по образу и подобию своему. И вот с ними-то можно было играться сколько угодно, они долго не надоедали. Признаться, пятому уже не хотелось покидать свою Вселенную.
Один уродец получился у него совершенно бесподобным. Точнее как раз подобным. Он был настолько близок к оригиналу, что пятый решил, что полюбил его. А, полюбив, условно назвал своим сыном. С глубокой тревогой он опускал его к остальным людям. И люди оправдали его недоверие.
Этот сын был от рождения наделен недюжинными способностями в арифметике и физике. Он умел делить пищу преломлением и умножать скорбь столбиком. И за ним был нужен глаз да глаз, ибо люди испокон веков не любили ученых. И все было бы хорошо, если бы пятый был Первым, тогда его дите смогло бы резвиться и до 66, и до 99 лет, в общем пока не надоест. Но у пятого, как вы могли уже догадаться, было всего два глаза. И он ведь даже не отводил взгляда от своего сына. Он просто моргнул. И этого оказалось достаточно…
Еще одна секунда, которая, я не исключаю такой возможности, кому-то могла показаться тремя днями, ушла у него на поиски тела. Он нашел его и взял к себе. Он держал его на ладони, подносил к своему лицу и плакал. С тревогой смотрел я на его слезы. Ибо горе тому, кто отнимет любимую игрушку у убогого…
И пятый мучительно пытался вновь вдохнуть жизнь в мертвое тело. И был мучительно бессилен. И, поняв, что его усилия тщетны, просиди он хоть до Второго Пришествия, пятый оставил свои попытки. И решил, что лучше уж позаботиться пока о тех, кто еще жив.
И он заботился о них, насылая войны и болезни, сея смерть хорошую и разную. И жажды мести не было в его голове надо признать, что к тому моменту голова его была свободна уже от всего только в руках. «Арррмагедон!»приговаривал он, сильно грассируя и продолжая сеять смерть. Слово было совершенно бессмысленным и оттого так нравилось ему. Блуждающая улыбка была размазана в такие моменты по его губам…
И, разумеется, в первую очередь под его заботливыми пальцами погибали те, которые… Впрочем, я же, по-моему, еще ничего не сказал про них. Попробую исправиться…
Так как пятый создавал тварей по образу своему и подобию, то и получались они соответствующими: в меру уродливыми, в меру недалекими, безмерно жестокими. Самые мерзкие твари даже придумают для обращения друг к другу специальное слово «тварищ». Или что-то очень похожее, я не прислушивался. Но иногда, правда крайне редко… Ну кто из нас не ошибался? Так вот, иногда его тварения получались… не очень. То тварь оказывалась слишком красивой, то слишком умной, а то настолько доброй, что впору было задуматься, а тварь ли она? Такие-то «ошибки эксперимента» и удалялись первыми.