Игры с огнем. Магическое равновесие
Шрифт:
Как же я стала противна сама себе именно сейчас, почувствовав все, что так долго гнала прочь. Как же я буду противна окружающим, когда они узнают, кто я на самом деле, что скрывается за этой ледяной стеной отстраненности. Как же я буду объяснять сыну, что предала его с самого рождения, что не открыла всей правды, что воспитала его под гнетом собственных страхов?
И, наконец, третья волна, которая давит на меня так, что я практически висну на руках у Вольного, а в голове мелькает картинка: я еще девчонка, стою в склепе и принимаю решение оживить лучшего друга. Он отворачивается и
– Больно, - шепчу Вольному и рыдаю в голос у него на груди, а он гладит меня по голове и просит прощения.
– За что?
– Икаю, сквозь пелену слез.
– За то, что вскрыл твою защиту, - отвечает мне друг, а потом сжимает в своих объятиях, крепких, нерушимых.
– Я больше тебя не брошу, слышишь?
– Встряхивает меня за плечи, снова прижимает к своей горячее груди.
– Я самовлюбленный идиот, Маша, я сломал твой щит, ради забавы, ради скуки!
– Сжимает пальцы все сильнее.
– Прости меня, слышишь? Прости!
Киваю головой, продолжая цепляться за него, как за утопающую соломинку, а Вольный ругается так, что у меня уши краснеют.
Ничего себе лексикон у них там, на южном континенте. Надеюсь, Элана не обзавелась этой гадкой привычкой?
– Мы с тобой оба идиоты.
– Констатирую факт, теперь уже улыбаясь сквозь слезы.
– Столько лет потратили на обиды и ссоры, столько лет копили в себе боль и злость. И посмотри теперь на нас со стороны. Кто мы? Осколки когда-то цельного камня?
– Мы исправимся, - шепчет друг, кладя свой подбородок мне на макушку.
– Обещаешь?
– Дышу ему в шею и наслаждаюсь этой близостью, в которой хочется раствориться, таким забытым ощущением покоя и уюта.
– Обещаю.
– Обнимает меня двумя руками.
– Я так скучал, Маша. Сам не понимал, чего мне все это время не хватало, тренировал магию, искал какого-то совершенства, а оно всегда было рядом. Знаешь, наша с тобой дружба всегда была совершенна. Я сам все испортил.
– Мы все испортили.
– Перебиваю дракона, а сама ощущаю, что с меня будто стаяла корка снега, наст, намерзший за столько пет. Мне хорошо, так хорошо, что хочется петь во все горло!
Смотрю в глаза цвета янтаря и вижу в них того мальчишку с ружьем.
– Кстати, откуда у тебя взялось охотничье ружье?
Вольный откидывает голову и смеется, звонко, радостно, от души.
– И ты спрашиваешь меня об этом по прошествии, - загибает пальцы - двадцати с лишним лет?
Невинно пожимаю плечами, вытирая мокрые дорожки от слез и счастливо хлюпаю носом.
– У меня еще много вопросов.
Вольный обнимает меня за плечо, и мы идем с ним по тропинке, просто медленно бредем, смеясь над тем, что когда-то доставляло нам обоим радость, а потом находим уютную рощицу, садимся прямо на траву и разговариваем-разговариваем.
Мне многим нужно поделиться с другом, многое нужно спросить, о многом посоветоваться.
На душе спокойно, как никогда. Мне хорошо, я будто заново родилась. Я знаю теперь, я чувствую, что у сына все хорошо, а даже если не так, то
Вот идиотка!
– Ругаю себя в очередной раз.
– А как же Мастер?
Пятеро....
Глава пятая
Родомелум
Небольшой дом семьи Вольного располагался на холмистом взгорье, возвышенности, которую принято было называть Родомелум. Мне всегда казалось, что это название переводится, как «меловая гора», что-то вроде родом из мела, но мне объяснили, что весной весь пологий склон покрывается растением с мелкими розовыми цветочками и местные жители прозвали это место «Розовый Холм» - Родомелум на южном наречии.
Был конец мая, жара стояла такая, что рубашка прилипала к телу и голову нещадно припекало, но я все равно с самого утра шел к подножью невысокого взгорья и любовался открывающимся оттуда видом. Спуск был давно проторен сотнями ног и приводил меня всегда к одному и тому же месту - деревянной лавочке, окрашенной в белый цвет и спрятанной среди ветвей низкорослого кривоватого дерева. Ствол его я мог с легкостью обхватить двумя руками, а если немного подпрыгнуть, то доставал до самой макушки, но прелесть этого дерева была в другом: его раскидистые ветви спускались до самой земли, увитые зелеными шарообразными мясистыми листьями. Кора ствола была гладкая и всегда прохладная, а запах, источаемый нежными бледно-желтыми цветами еле уловимым, ненавязчивым. Когда я сидел в тени дерева, смотрел на Родомелум, наблюдал, как суетятся драконы, просыпаясь и принимаясь каждый за свое дело, то на душе становилось легко и радостно.
Аромат, витающий вокруг, напоминал о матери, ее мелодичном голосе, легких волосах белее снега, тонком профиле и хрупкой фигурке. Я любил ее и очень пережевал, как она одна будет справляться с угрюмым прорицателем.
Дерек всегда был нам поддержкой и опорой, но держался немного отстранено по отношению к моей маме, может, потому, что она сама не хотела ничего другого? А вот я желал всем сердцем переселиться вот в такой небольшой дом, который уже имеет название, собственную историю, сложившийся ритм жизни. Я хотел бы большую светлую библиотеку, которая будет пронизана солнечными лучами, где будет витать запах дерева, бумаги и кожи. Мой собственный угол, где можно просто сидеть и думать, моя собственная крепость, куда не проникнет никто, кого бы я ни желал видеть.
– Драко!
– Крикнула Дей, спускаясь с холма вприпрыжку. Сегодня на ней был оранжевый легкий сарафан с тонкими лямками и невесомым подолом, и девушка напоминала распустившийся весенний цветок.
– Драко.
– Уже стоя рядом и пытаясь привести дыхание в норму. Щеки горят естественным румянцем, в зрачках пляшет солнце, ресницы и брови выгорели до такой степени, что сливаются с копной светлых с рыжиной волос. Драконица впервые не вызывала у меня раздражения, а скорее удивляла своим внешним видом и тем, как смотрится на фоне собственного дома.