Их было семеро (Солдаты удачи - 1)
Шрифт:
– - Я согласен.
Борис Розовский заулыбался:
– - Я же говорил, что у этого еврейского мальчика на плечах хорошая голова.
– - Сколько он у нас получает?
– - спросил Назаров.
– - Триста.
– - С этой минуты -- шестьсот. И внеси в первый список.
– - Что такое первый список?
– - спросил Губерман.
Розовский объяснил:
– - Люди, которые могут входить в этот кабинет без доклада. Их всего одиннадцать человек. Ты -- двенадцатый.
– - Пустячок, а приятно, -- оценил Губерман.
– - А что нужно сделать, чтобы получить право открывать эту дверь ногой?
– -
– - Кому?
– - с невинным видом спросил Губерман.
– - А ты догадайся, -- предложил Розовский.
– - Сообразил?
– - С трудом.
– - Тогда выметайся!..
– - Нахал, а?
– - проговорил Розовский, когда за Губерманом закрылась дверь.
– - Новая генерация! Никаких табу! Твой Сашка такой же?
– - Не такой развязный. Но если что-то в голову возьмет -- ничем не выбьешь.
– - Прорезалась-таки твоя натура?
– - Надеюсь.
– - Сколько ему сейчас?
– - Этой весной школу кончает. Будет поступать в МГИМО.
– - Почему именно в МГИМО?
– - Связи на будущее.
– - Резонно, -- согласился Розовский.
– - Нужно искать ходы. С улицы туда не берут.
– - Никаких ходов, -- возразил Назаров.
– - А если не поступит?
– - После армии поступит.
– - А если загремит в Афган?
– - Значит, загремит. Чем он лучше других?
– - Суровый ты, Аркадий, человек! Не хочешь, чтобы он был папенькиным сынком?
– - Очень не хочу, -- согласился Назаров.
– - Но я сейчас думаю о другом. Коль уж мы решили вступить в политическую игру, неплохо бы иметь информацию о других игроках. Нужны досье.
– - На кого?
– - На всех.
– - Большая работа.
– - Окупится.
Розовский был не из тех, кому нужно разжевывать один раз сказанное.
– - Один канал -- люди, которые у нас на крючке, -- предположил он.
– Немало расскажут. Без всякого шантажа, конечно. Дружеская доверительная беседа.
– - КГБ, -- подсказал Назаров.
– - У них есть досье на всех.
– - Нужен свой человек. И не один. Недешево будет.
– - Не дороже денег.
– - Значит, начинаем?
– - подвел итог Розовский.
– - Когда?
– - А чего тянуть? Завтра!
* * *
Сценарий, предложенный социальным психологом Фимой Губерманом, реализовался в наилучшем виде. Отставной полковник, секретарь жэковской парторганизации, лишился дара речи, когда Назаров вывалил перед ним тридцать тугих пачек в банковской упаковке, в каждой по десять тысяч рублей, и попросил тиснуть штампиком "Уплачено" в партбилете. Отставной полковник тут же помчался в райком, оттуда кинулись в МГК, там уже крутились репортеры из "Вечерки" и "Известий", требовавшие подтвердить или опровергнуть разнесшийся по чиновной Москве слух о необычных партвзносах доселе никому не известного предпринимателя. В этот же день информация появилась в "Вечерней Москве" и в московском вечернем выпуске "Известий", наутро -- почти во всех центральных газетах, а вечером -- в конце программы "Время". Огромный, в полторы полосы, материал в "Литературной газете" и интервью, данное Назаровым московскому корреспонденту "Радио Свобода", вызвали сдержанно-осуждающий отклик в "Правде"
Идеологическому отделу ЦК понадобилась почти неделя, чтобы выработать свое отношение к этому социально-политическому феномену. Зато потом верноподданная пресса как с цепи сорвалась. Всех перещеголяла "Советская Россия", фельетон о новоявленном нуворише Назарове и его сомнительных махинациях назывался "Пришествие Хама". Либеральные "Литгазета" и "Московские новости" вяло отбрехивались. Всего за несколько дней, как и предсказывал Фима Губерман, имя Назарова стало известно всей стране. И не только стране. Западногерманский "Штерн" поместил обстоятельную статью о кооперативе "Практика" и его создателе, а нью-йоркский "Тайм" опубликовал на первой обложке портрет Назарова под рубрикой "Человек недели".
Это была уже не известность. Это была слава.
Секретариат Назарова был завален приглашениями на "круглые столы", теоретические конференции и симпозиумы. Назаров выбирал наиболее представительные, терпеливо отсиживал на них, в кулуарах пожимал руки видным ученым-экономистам, социологам, известным писателям и журналистам, которые хотели с ним познакомиться. Пришло несколько приглашений и из-за рубежа. Большинство из них Назаров вежливо отклонил, сославшись на загруженность делами, а во Франкфурт-на-Майне решил слетать. И не прогадал. Сам международный симпозиум, посвященный взаимоотношениям Востока и Запада, показался ему нудным и малоинформативным, но там он познакомился с несколькими немецкими и английскими бизнесменами, всерьез интересовавшимися ситуацией в СССР с его неисчерпаемыми запасами сырья и необъятным, еще ни кем не занятым рынком. Деловые предложения, обсуждавшиеся во время этих встреч, были очень заманчивыми.
Вернувшись из Франкфурта, Назаров вызвал Фиму Губермана и в присутствии Розовского сказал ему:
– - Девятьсот. И можешь открывать дверь ногой.
В тот же день Назарову позвонил помощник первого секретаря МГК и передал просьбу Бориса Николаевича Ельцина приехать к нему часам к семи вечера. "Просьбу". "Часам к семи". Это дорогого стоило.
Ельцин принял Назарова в комнате отдыха, примыкавшей к его огромному кабинету, налил "Смирновской" и долго, вникая в детали с цепкостью опытного прораба, расспрашивал о делах. Прощаясь, сказал:
– - Такие люди, как вы, скоро будут очень нужны. Понадобится моя помощь -- звоните!..
Но помощь понадобилась не Назарову, а самому Ельцину. Когда опальный реформатор, ошельмованный, вышвырнутый с партийного Олимпа, покинутый всеми жополизами, сидел сычом в кабинете зампреда Госстроя, мимо приемной чиновный люд пробегал, словно боясь подцепить чуму, Назаров позвонил его референту и с соблюдением всех тонкостей этикета попросил узнать, не сможет ли Борис Николаевич принять его в любое удобное для него время.
Время нашлось в тот же день. Встреча была короткой. Назаров спросил:
– - Чем я могу вам помочь?
Ельцин долго молчал, потом ответил:
– - Спасибо, что пришел.
И крепко пожал ему руку.
На другой день Назаров связался по телефону с московским корпунктом "Радио Свобода" и предложил интервью о своем отношении к Ельцину. Корреспондент "Свободы" охотно согласился: тема была горячая, а Назаров уже занимал прочное место среди самых авторитетных общественных деятелей.