Их женщина
Шрифт:
Сначала он бледнеет, словно привидение увидал, а затем начинает медленно покрываться краской. Сперва краснеет его шея, затем подбородок, щеки, лоб. Совершенно белая кожа вмиг становится пунцовой, и выглядит это так, будто он сейчас закипит, как чайник. Вот-вот пар из ушей повалит.
– А…Э… – мычит он, выпучив глаза.
Приступ у него, что ли, какой? Начинаю переживать за парня.
– Слушай, – говорю, оглядываясь назад, – ты бы хоть улыбнулся, а?
– Э… – Точно немой, блеет он.
Сглатывает неприлично громко и широко распахивает свои
– Понятно. – Нервно почесываю свой лоб, а затем пристально смотрю в его лицо. – Ты Майкл, да?
– А…да…
– Значит, так, Майкл. Ты сейчас улыбаешься, делаешь вид, что рад меня видеть. Я улыбаюсь тебе в ответ и вхожу, потому что моему папочке позарез нужно, чтобы я подружилась с кем-то из местных. Лады?
– Ы… – коротко кивает парень, делая неуверенный шаг назад.
Наверное, это означает «лады».
Поэтому я с облегчением шагаю внутрь. Уши рыжего к этому времени делаются уже адски пунцовыми. Боюсь, если прикоснуться к ним, можно знатно обжечься.
– Ну, привет, сосед. – Оглядываюсь по сторонам. – Рассказывай, как жизня?
Майкл
Она проходит в гостиную, а я наваливаюсь на дверь, чтобы не потерять сознание. Пользуюсь тем, что можно отвернуться и отдышаться. А еще несколько раз проорать про себя: «Господи, это что, все реально?!»
Медленно тяну носом воздух, выдыхаю, оборачиваюсь и… застываю. Элис стоит, сложив руки на груди в замок, и пристально смотрит на меня. У меня в горле моментально пересыхает, ноги делаются ватными, а мозги, которые способны в уме складывать шестизначные числа, напрочь отказываются подчиняться.
– Стесняюсь спросить, – вздыхает она, продолжая гипнотизировать взглядом, – как ты живешь в этом музее? У моего отца в операционной не так чисто, как у вас.
– Хм. – Мысленно умоляю дар речи вернуться ко мне. И желательно побыстрее. – На самом деле, в операционной гораздо чище, потому что стерильность там обеспечивается за счет предупреждения занесения микроорганизмов из других помещения и распространения их по операционной. – Выпалив это, я поправляю новенькие очки и продолжаю: – Важную роль также играет вентиляция…
– Стоп. – Девчонка таращится на меня во все глаза. А они у нее, надо признать, просто магические. Черные, большие, с длинными пушистыми ресницами.– Стоп, стоп! – Она вскидывает руки. – Вот этого всего не надо, ладно? Давай договоримся сразу: или ты разговариваешь со мной как нормальный чувак или я, на хрен, ничего не пойму из твоей речи.
А ей идет без косметики. Не понимаю, зачем она так густо мазала губы и брови черным. Теперь, в простых синих джинсах, широкой серой футболке, с распущенными волосами и чистым лицом она кажется мне настоящим ангелом. Не важно, что за словечки слетают с ее красивых пухлых губ, я-то вижу – глаза у нее добрые. А от улыбки в помещении становится светлее и теплее.
– Я просто хотел сказать, что в операционной точно чище.
– Ага. – Она морщится, словно ожидая от меня еще
– Чистота для мамы очень важна. – Продолжаю молотить языком, точно в бреду. – Она строго следит, чтобы приходящая прислуга до блеска полировала полы, и заставляет их использовать для этого специальное средство, которое заказывает из Германии. – Часто-часто моргаю, не в силах успокоиться. Прячу руки в карманы брюк. – Поэтому у каждого из нас есть пара домашней обуви.
– Чувак… – Она прикусывает губу. – Несладко тебе живется. М-да…
А я считаю складочки на ее лбу, пока они окончательно не расправляются и не исчезают.
– Так… – Делаю вдох, но в легкие врывается слишком много воздуха, и мне приходится кашлянуть. – Так ты… Элис, да?
Качает головой:
– Меня зовут Эй Джей.
Разворачивается и идет в гостиную, по пути оглядывая обстановку.
– Присаживайся, – говорю я, вспомнив, что нужно быть гостеприимным хозяином.
– Не-а. – Помедлив, говорит девчонка. – Не буду пачкать ваш белоснежный диван. Есть в этом доме другое место, куда можно кинуть жопу, не боясь что-нибудь испачкать?
Ругательство вылетает из ее рта, а щеки жжет у меня. Это так ужасно… волнительно и… захватывающе. То, как она ругается, и насколько гармонично при этом смотрится. Сквернословие в нашем доме всегда было под запретом, но у меня мурашки бегут по коже, потому что я вдруг осознаю, что хочу слышать эту гадость из ее уст снова и снова. И сам хочу быть таким же гадко крутым.
– А… – Веду взглядом по гостиной, в панике отыскивая такое место.
– Идем на кухню. – Предлагает Эй Джей по-хозяйски. – Кстати, где она у тебя?
Указываю жестом, и мы идем туда.
– Так. О, неплохо. – Радуется она, распахивая холодильник. – Ты уже завтракал, Майкл?
– А… я? Э… нет.
– Тогда садись, я накрою на стол.
Топчусь на месте, пока гостья достает продукты с разных полок. Жду уточнения – в столовую мне пройти или остаться здесь, чтобы помочь донести тарелки.
– Э-э, ты куда? – Окликает она меня, когда делаю шаг в сторону. – Сюда падай, Майки. Мы просто пожрем, о’кей? Не нужно для меня накрывать в этом траурном зале и тащить на стол лучший мамочкин сервиз, ладно? Просто расслабься.
– Х-хорошо. – Киваю я.
Тяну за спинку стула, и тот громко скрипит по полированной поверхности пола.
– Уоу… – Морщится девчонка, прижимая ухо к плечу, потому что руки ее заняты тарелками.
– Прости… – Мямлю я.
Незаметно, (как мне кажется), вытираю каплю пота со лба. Сажусь, придвигаю стул к столу и громко сглатываю.
– Молока? – Предлагает она.
– Нет, спасибо. – Отказываюсь. Вспоминаю, что мамочки нет дома, и тихо добавляю: – Ненавижу эту гадость.
– Ого. – Гостья замирает и довольно хмыкает. – А у нас с тобой много общего. – Проходится глазами по моему лицу, затем по фигуре. – Намного больше, чем может показаться… на первый взгляд.