Шрифт:
Часть 1
Глава 1
– Изабелла, вставай! О Боже! Ну сколько можно спать?! На дворе семь утра!
Изабелла почувствовала на лодыжке крепкую хватку и через пару секунд была выдворена со своего ложа на ковер вместе с одеялом, простыней и ворохом подушек, в которые она намертво вцепилась в последней отчаянной попытке сохранить уютную дислокацию.
– Солнце скоро будет печь так, что по земле станет невозможно ходить, а нам еще надо съездить на дальнюю плантацию! – неистовствовала Керолайн, одновременно стаскивая со своей принцессы спальный костюм, расплетая ее иссиня-черные волосы из необъятной косы и вливая
– Господи, Кери! Мы договаривались с Филиппом, что выезжаем из гасиенды в девять! – простонала Изабелла, откидываясь на скомканное одеяло и закрывая лицо простыней.
– Уже семь! – отрезала Керолайн, вытряхивая подругу из ее ненадежного убежища и примеряя к плечам сшитый по своему очередному эскизу наряд, за которым она уже успела съездить в мастерскую и, несомненно, разбудить всех ее обитателей. – Ну, вставай быстрее, я хочу посмотреть!
Изабелла вздохнула и, отставив в сторону стакан с живительной влагой, поднялась на подгибающиеся ноги.
Она заснула всего час назад, проведя бессонную ночь поочередно в чтении в библиотеке, в прогулке по замершему саду, в сидении на окне и метаниях в разгоряченных простынях. Она была не в состоянии объяснить, почему именно сегодня, когда впереди маячил такой насыщенный день, она не смогла сомкнуть глаз. Наверное, согласно древнейшему закону, который всегда идет вразрез с самыми важными планами и вступает в полную силу накануне их исполнения.
Она никак не могла найти себе место, и сегодня на душе было особенно пусто и тревожно.
Дни проходили за днями, недели сменялись неделями. Почти пять месяцев минуло с момента отплытия британских кораблей, которые привезли Изабеллу из-за океана на ее родную землю и вернули ей утерянное прошлое. Многие дальнейшие жизненные моменты сложились легче, чем можно было предположить, некоторые же, наоборот, оказались сложнее, чем представлялись в начале. Так или иначе, но полностью предугадать весь последующий ход событий без ошибок не удалось никому из дома губернатора. И главным образом это касалось возвращения сеньоры Камелии, которое, в отличие от всех остальных причуд фортуны, узкая коалиция не могла себе даже вообразить.
Ее появление оказало такое сильное воздействие на бодрствующее собрание, что даже возвращение Изабеллы под утро после столь драматической ночи, осталось на втором плане. И она была безмерно благодарна за подобный перевес внимания, потому что в противном случае ей не дали бы жизни ни родственники, ни ненаглядная подруга. Рассказанные же ею и без того полуобморочным слушателям вполне правдивые сведения о том, что Зорро уводил ее из гасиенды, чтобы в спокойной обстановке передать в ее распоряжение свой дом, слугу, Торнадо и Тито, на фоне материализации человека, исчезнувшего тринадцать лет назад, воспринялись непререкаемой истиной и больше не обсуждались, как не подвергаемые сомнению.
Дон Алехандро на следующий же день насильно снял с лучшего друга все его полномочия сроком на две недели и запретил даже мыслить о каких бы то ни было рабочих моментах, перераспределив его обязанности между собой и двумя старшими управляющими плантаций, в результате чего дон Ластиньо оказался полностью предоставлен себе и своей возродившейся семье. Губернатор предпринимал попытки продлить отдых главного помощника еще на пару недель, чтобы тот съездил в Мексику и таким образом сменил обстановку и привел в порядок разрозненные мысли, но дон Ластиньо наотрез отказался оставлять друга в одиночестве на такой продолжительный срок и ограничился поездкой всем большим составом в Ла Пас. И, пожалуй, это были самые светлые и наполненные счастьем дни равно как за последние полтора месяца, так и в преддверии всех грядущих событий.
Новое место действительно поспособствовало тому, что минувшие волнения остались в воздухе покинутого на время Эль Пуэбло, а незнакомые виды, пейзажи, люди и, главное, дорога отвлекли на себя все внимание и освободили в головах пространство для чувств и эмоций.
Рикардо впал в детство, как показалось Изабелле, безвозвратно. Он ходил хвостом за обожаемой им в детстве матерью, настойчиво звал ее с собой, куда бы он ни пошел, и ревностно отслеживал время, которое сеньора Камелия посвящала обществу мужа или дочери. Впрочем, дон Ластиньо ненамного отстал от своего отпрыска в требовании внимания к собственной персоне, поэтому в конечном итоге Изабелла посчитала разумным отступить с линии фронта и оставить замученную мать на растерзание мужу и сыну. Дон Ластиньо же и Рикардо, почувствовав уменьшение конкуренции ровно на треть, бросились делить освободившееся время с удвоенным энтузиазмом, и, если бы семейство Линарес не находилось в чужом поселении в гостинице, а оставалось в Эль Пуэбло в своей гасиенде, сеньора Камелия, наверное, давно растворилась бы в коридорах между комнатами, бегая от любимого супруга к ненаглядному чаду, которые, несмотря ни на возраст, ни на статус, вели себя как дети. Они ссорились и обижались друг на друга, дулись из-за каждой мелочи, которая, как им казалось, несправедливо доставалась другому. Сложно было представить за утренней трапезой во время войны за кусочек лимона, который сеньора Камелия по неосторожности располагала не на середине стола, а ближе к приборам мужа, вызывая этим бездну возмущений, взаимных обид и выхватывание блюдца из рук друг друга, что всего пару недель назад эти представители рода Линарес самолично участвовали в предотвращении правительственного переворота Калифорнии вкупе с международным конфликтом.
Изабелла и Керолайн еще в доме Зорро, оставаясь одни, очень часто обсуждали, на кого был похож Рикардо как внешне, так и по складу характера, потому что с отцом они были совершенно разными.
Ответ на первый вопрос пришел вместе с возвращением сеньоры Камелии. Ее сын был практически ее точной копией в мужском исполнении: идентичный разрез глаз, форма бровей, контур губ, улыбка, линия роста волос… Впрочем, оба ребенка унаследовали от матери все ее черты лица, и в одежде одинакового цвета и с убранными волосами все трое были похожи между собой, словно нарисованные на картине.
Что же касалось нрава и манер, то здесь подруг ждал невероятный сюрприз. Оказавшись в спокойной домашней обстановке, изолировавшей их семейный круг от внешних проблем и тревог, дон Ластиньо и Рикардо сбросили с себя оковы общественно-привычных образов и превратились в братьев-близнецов. Найти более похожих людей, казалось, было невозможно. Они проявились одинаковыми во всем: от привычки застегивать манжеты на одном колене в момент спешки к утреннему столу, чтобы первому успеть занять место рядом с сеньорой Камелией, до интонации и жестов, сопровождавших процесс перехватывания пальмы первенства в моменты подъема сеньоры Линарес на подножку кареты; поэтому к концу первой недели отдыха матери семейства должно было начать казаться, что она вернулась после тринадцати лет разлуки к трем своим детям, а не к двум.
Изабелла и Керолайн только отводили в сторону глаза и прятали за веерами или волосами предательски расплывавшиеся в улыбках губы при виде одинаково завуалированных попыток выкроить себе дополнительный знак внимания сверх того, что сеньора Камелия и так раздавала со всей мыслимой щедростью. И только лишь во время дневной сиесты, когда представители сильного пола расходились по спальням после нескольких часов военных действий, сеньора Линарес имела возможность свободно вздохнуть и провести время в мирной обстановке с дочерью и ее подругой.