Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Эрман Барт

Люди, которые слушали рассказы очевидцев об Иисусе, повторяли эти рассказы (своими словами). Их слушатели передавали эти истории дальше (и снова своими словами). Так они распространялись год за годом. И до того, как евангелисты взялись за перо, существовала обширная «устная традиция». Но что нам известно об устных традициях в неписьменных и полуписьменных культурах? Имеют ли устные культуры тенденцию точно сохранять свои традиции, коль скоро лишены возможности зафиксировать их на письме? Оказывается, антропологи занимались этим вопросом, изучая подобные культуры. Как мы увидим, их ответы весьма полезны для любого человека, интересующегося устными преданиями об Иисусе.

Все эти рассказчики – очевидцы, слушатели и слушатели слушателей – вспоминали увиденное и услышанное.

В своих рассказах они опирались на память. Но что мы знаем о памяти? Психологи активно изучали этот вопрос с конца XIX века. Их выводы интересны, зачастую неожиданны и чрезвычайно важны для темы раннехристианских воспоминаний об Иисусе. Если нас интересуют рассказы, использованные в евангелиях, имеет смысл узнать, чт'o выяснили исследователи памяти.

Более того, как мы поняли из ситуации с Авраамом Линкольном и Христофором Колумбом, память – это не только личные воспоминания об индивидуальном прошлом. Здесь есть и социальный компонент. На «воспоминания» же социальных групп – семей, организаций, наций – накладывают отпечаток социальные условия и веяния. Социологи изучали этот феномен с 1920-х годов. Всякому желающему увидеть, как помнили Иисуса группы людей (различные ранние церкви), полезно ознакомиться с этими социологическими исследованиями.

Одним словом, эта книга отличается от других научно-популярных книг об Иисусе. Она посвящена некоторым из наиболее важных и фундаментальных вопросов, касающихся личности у истоков христианской традиции. Как думаю я и как думает большинство исследователей-критиков, эти вопросы исторически не безосновательны. Ведь и в самом деле древнейшие евангелия были написаны лишь через 40–65 лет после смерти Иисуса. Что же происходило с воспоминаниями об Иисусе в этот временной промежуток? Я подхожу к подобным вопросам с позиции наук, которыми ранее не занимался и которыми не занимались многие другие специалисты по Новому Завету: когнитивной психологии, культурной антропологии и социологии. Любопытные наработки в этих дисциплинах помогут найти ответ на ряд важнейших вопросов, стоящих и перед учеными-исследователями Нового Завета, и перед обычными читателями: что известно о человеке Иисусе и о том, как (и почему) воспоминания об Иисусе менялись в годы до написания евангелий?

Проблематика данной книги имеет колоссальную значимость для всех, кто верит в Иисуса. Но не только для них. Независимо от того что лично вы думаете об Иисусе, и пытаетесь ли следовать за ним или только наблюдаете со стороны, вы не можете отрицать: Иисус был и остается очень важен для нашего мира и образа жизни. Свыше двух миллиардов человек считают его Богом. Церковь, основанная на его имени, уже много-много веков является крупнейшим религиозным, культурным, социальным, политическим и экономическим институтом западного мира. Между тем и вера в Иисуса, и этот церковный институт основаны на рассказах, которые изложены в новозаветных евангелиях. Как использовать поздние воспоминания об Иисусе в качестве источника сведений о его жизни, словах и делах? Менялись ли иногда детали повествований, когда их передавали из уст в уста? А может, и не только детали. Может, имели место и выдумки? Не подводила ли подчас память, когда христиане передавали истории об Иисусе? Могла ли она подводить сильно? Или вовсе обманывать? И если изменения налицо, можно ли выяснить, почему воспоминания о жизни и смерти Иисуса менялись с течением времени? И можно ли по ходу дела узнать что-либо о жизни, ценностях, убеждениях, конфликтах и заботах учеников Иисуса, которые передавали память о нем? К этим вопросам мы обратимся в последующих главах.

1. Устные традиции и устные выдумки

Обсуждая проблему памяти с разными людьми в последние пару лет, я обнаружил, что это слово используют в разных смыслах. Некоторым странно слышать, что мы можем иметь «память» об Иисусе, Аврааме Линкольне или Христофоре Колумбе. Ведь никто из нас не встречался с этими людьми! Откуда же взяться памяти? Вопрос немаловажный.

Ему стоит уделить внимание, изучая, как Иисуса «помнили» в годы и десятилетия между его смертью и первыми евангелиями.

Чтобы разобраться в данном вопросе, коротко остановимся на терминологии. Она касается памяти личной, индивидуальной, которая есть у всех нас (и была у всех думающих людей, включая первых учеников Иисуса), и памяти коллективной, свойственной социальным группам, к которым мы (и другие люди) принадлежим.

Психологи давно выяснили, что мы, индивиды, обладаем разными видами личных воспоминаний. Одно дело помнить, как ездить на велосипеде; другое – помнить, как называется столица Франции; и третье – помнить, чт'o мы вчера ели на обед.

Помнить, как совершать телесные действия – глубоко дышать, плавать, выполнять бэкхенд, – память «процедуральная». Она очень важна. Но поскольку она не имеет отношения к теме данной книги, мы не будем ее касаться. Однако есть два других вида памяти, которые имеют к ней самое прямое отношение и которые нельзя путать.

В 1972 году экспериментальный психолог Энгел Тулвинг опубликовал новаторскую статью, где провел грань между «эпизодной» и «семантической» памятью.¹ Именно эпизодную память имеет в виду большинство из нас, когда касаются «воспоминаний» о прошлом. Она включает события, которые происходили с нами лично: что мы делали на первом свидании, как недавно поссорились с кем-то из близких или куда ездили в отпуск прошлым летом. Тут неизбежны ошибки, и обычно у нас нет способа проверить точность воспоминаний. Возможно, мы четко и ясно помним, где услышали о терактах 11 сентября 2001 года (с разрушением башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке), но, как показали психологи, очевидные воспоминания о подобных вещах во многих случаях ошибочны.²

Психологи проводили тонкие различия между разными видами эпизодной памяти, но в целом – это память об эпизодах из нашей жизни. А есть еще память семантическая. Она включает фактическую информацию о мире, причем не только факты из нашего личного опыта. Все мы знаем, что Нил – крупнейшая река Египта (даже если не плавали там на лодке) или что Дьюк выиграл чемпионат NCAA по баскетболу в 2015 году (даже если не видели игру). Большая часть наших знаний о мире включает информацию, не затрагивающую нас лично: от математических уравнений (каков квадратный корень из 81?) до геологии (что такое тектоническая плита?) и истории (кем был Карл Великий?). Сюда относится большая часть знаний, усвоенных нами в школе и за ее пределами.

Эпизодная и семантическая память тесно переплетены между собой. Квадратный корень от 81 нам известен и стал частью нашей семантической памяти потому, что в прошлом мы узнали о нем от преподавателя или из учебника. Мы зубрили его и писали контрольную работу. Стало быть, здесь задействованы эпизоды из нашей жизни. Но скорее всего у нас нет эпизодной памяти о том, когда и как это случилось. Есть лишь семантическая память о факте. Вмести с тем мы не можем воспринимать окружающий мир и хранить воспоминания об этом восприятии без семантического знания, которое мы помним: что такое число? Что такое учитель? Что такое контрольная работа? Так оба вида памяти тесно переплетаются друг с другом, но и ясно различаются.

Одна из удивительных особенностей эпизодных и семантических воспоминаний состоит в том, что иногда они очень точны, а иногда – нет. Множество вещей мы помним неплохо, но к сожалению, память сплошь и рядом содержит аберрации. «Ложная» или «искаженная» память – в том смысле, какому я следую в данной книге – это память, которая включает ошибки.³ Время от времени (и с годами все чаще!) мы с сожалением обнаруживаем, что память подвела или обманула. Допустим, нам кажется, что столица Испании – Барселона. Это – ложное воспоминание. (Некоторые люди предпочтут слово «ошибка». Так и есть, но перед нами и случай неправильного воспоминания.) И если вы «помните», что ваш медовый месяц был в Сан-Франциско, хотя на самом деле он был в Филадельфии, это также ложное воспоминание.