Иисус Христос — бог, человек, миф?
Шрифт:
Плиний Младший в письме к некоему Ацилию описывает «страшное дело», которое претерпел от своих рабов преторий Ларций Македон. «Был он, впрочем — замечает Плиний, — господином гордым и жестоким и плохо, — нет, слишком хорошо — помнил, что отец его был рабом. Он мылся у себя в формианской [25] усадьбе; вдруг его обступили рабы, один схватил за горло, другой стал бить по лицу, третий стал колотить, по груди и по животу… Сочтя его уже бездыханным, они бросили его в раскаленное подполье, чтобы испытать, не жив ли? Он… лежал неподвижно, вытянувшись, и тем уверил в своей смерти. Тогда только его вынесли будто обмершего от жары… Придя в себя от прохлады, он открыл глаза и, пошевелившись, подал признаки жизни… Рабы разбежались, значительная часть их схвачена, остальных разыскивают. Сам он, едва оживши, скончался через несколько дней… Видишь, скольким опасностям, скольким обидам, скольким издевательствам мы подвергаемся! Никто не может быть спокоен потому, что он снисходителен и мягок: господ убивают не по размышлению, а по злобности» [26] .
25
Формин —
26
Плиний Младший. Письма, III, 14.
В одном из писем Сенека, утешая своего корреспондента по поводу бегства его рабов, говорит, что это еще не самое плохое, что могло случиться. «„Мои рабы разбежались“. Что за беда? — пишет он. — Есть люди, которых они ограбили, на кого донесли, кого убили, предали, над кем надглумились, кого отравили, оклеветали. То, на что ты жалуешься, все уже случилось со многими» [27] . По-видимому, это была серьезная проблема, и над ней задумываются многие идеологи рабовладеления. Одни из них выступают за усиление наказаний, за предельную жестокость, другие, как, например, известный естествоиспытатель Плиний Старший, — за смягчение нравов, против клеймения и оков. При этом он руководствуется не этическими побуждениями, а производственной целесообразностью этого: таким образом он надеется сделать раба радивым. Ювенал осуждает одного из своих персонажей, хозяина «дрожащего дома», для которого свист бича— музыка, а процесс клеймения раба и пытки — приятное времяпрепровождение [28] .
27
Сенека. Письма к Луцилию, 107.
28
Ювенал. Сатиры, XIV, 15–25.
С другой стороны, сами рабы, юридически одинаково бесправные, в других отношениях заметно отличаются друг от друга. Начавшийся в конце республики процесс расслоения в их среде получает значительное развитие [29] . В среде рабов образуется некая верхушка. Раб, управляющий имением, занимает иное положение, чем рядовой раб. Условия быта пастухов, получающих пекулий, лучше, чем земледельцев, не имеющих ни собственности, ни самостоятельности. Рабы-ремесленники стоят на более высокой экономической ступени, чем эти две категории, а в их среде в свою очередь намечается значительная дифференциация.
29
Е. М Штаерман. Рабы и отпущенники в социальной борьбе конца республики — ВДИ, 1962, № 1, стр. 24.
Казнь восставших рабов. Художник В. А. Кокорев. Ленинград. Музей истории религии и атеизма.
Некоторые предприимчивые рабы, выведенные на пекулий, сами держат рабов.
С другой стороны, общность занятий, местожительства, условий быта и, вероятно, кругозора сближает рабов-ремесленников и их свободных собратьев, которые постепенно отвыкают видеть существенные различия между собой. Создаются предпосылки для слияния в последующем римских свободных низов с римскими рабами. Не в этой ли тенденции надо искать истоки той евангельской фразы, где провозглашается, что нет «ни раба, ни свободного»?
Наконец, видную роль начинает играть та часть интеллигенции, которая находится в рабском состоянии или недавно освободилась от него. Известны рабы-философы, историки, грамматики. Многие из них вращаются в самых высших сферах рабовладельческого общества, и их вклад в духовную культуру эпохи не может быть сброшен со счетов.
Таковы сложные и во многом противоречивые социальные отношения, сложившиеся в римском обществе в эпоху формирования христианства.
В 29 г. до н. э. из Египта в Италию вернулся римский политический деятель Октавиан. Последние его соперники— соправитель Антоний и египетская царица Клеопатра— сошли со сцены. Гражданские войны, потрясавшие на протяжении многих десятилетий Римское рабовладельческое государство, окончились. Однако, несмотря на видимость восстановления старых порядков, в политическом строе произошли существеннейшие изменения. Кончился период республики. На смену ей пришла новая политическая форма правления — империя. Власть императора, которому присваивался титул «Августа» (Священного), поддерживаемая как военной силой, так и определенными социальными условиями рабовладельческого общества того времени, постепенно становилась все более единоличной. В 60-х годах республиканский сенат решительно выступил против Катилины, пытавшегося захватить власть в Риме. Теперь же сенат пришел в смятение, когда вышедший победителем из этих междоусобий Октавиан с присущим ему политическим лукавством инсценировал отказ от власти.
Переход от республики к империи был объективной закономерностью развития рабовладельческого общества. Порожденные им многочисленные противоречия между рабами и свободными, между низами и верхами общества, между старинной знатью и — недавно возвысившимися сословиями, между полноправными римлянами и ограниченными и правах провинциалами требовали своего разрешения.
Не менее существенными были противоречия экономического порядка. Их корни не лежали на поверхности. Не каждый мог объяснить их причины. Но последствия этих противоречий были видны всем: по мере развития рабовладения эффективность рабского труда неизменно падала. Духовное и физическое угнетение раба, оценка его лишь как говорящего орудия, отрицание за ним каких-либо прав, в том числе права на человеческое достоинство, — все это как бумеранг било по рабовладельцам: поля обрабатывались плохо, сады и виноградники оставались бесплодными, производительность труда падала. Создавшееся положение становилось все более грозным. И идеологи рабовладения на протяжении всего периода империи пытались отыскать выход из тупика.
Время Августа и последующих принцепсов римские историографы обозначали термином pax Romana (римский мир). В этой формуле нашла выражение та официально пропагандируемая идея, согласно которой после многолетних беспрерывных внутренних и внешних войн наступил наконец «сладкий мир». На двух бронзовых досках, выставленных для всеобщего обозрения и содержавших описание «деяний божественного Августа», всячески пропагандировалась эта идея. Октавиан Август похвалялся тем, что храм Януса Квирина (ворота которого оставались открытыми, пока в подвластных Риму территориях шли войны), за все столетия существования государства был заперт лишь два раза, а за четыре десятка лет правления Августа находился под замком трижды. Август с гордостью заявлял, что цари парфянский и мидийский просили его о защите, что индийские цари присылали ему никогда не виданные ранее в Риме посольства, что его дружбы искали бастарны, скифы, сарматы.
Действительно, в первый период империи наступило относительное успокоение. Однако оно вовсе не было безмятежным. В меньших, может быть, масштабах, в более легких условиях (объясняемых внутриполитическим положением противников) Рим продолжает вести многочисленные войны на Востоке, Западе, Севере.
Не столь идеальным оказалось и внутреннее замирение. Страх высших слоев общества перед рабами и деклассированными (хотя юридически и свободными) люмпен-пролетариями — «чернью», которой в одном только Риме насчитывалось несколько сот тысяч, взаимная ненависть рабов и рабовладельцев, безуспешные поиски идеологами высшего общества каких-то идейных и моральных основ для примирения — все это создает картину, далекую от идиллии. По словам Тацита, «грязная чернь» и «худшие из рабов» были постоянным внутренним очагом беспокойства. «Свое исключительное положение, — замечает акад. Р. Ю. Виппер, — господствующий класс должен был оплачивать вечным страхом за существование» [30] .
30
Р. Ю. Виппер. Рим и раннее христианство. М., 1954, стр. 27.
Тацит приводит рассказ о заговоре некоего раба Климента, объявившего себя внуком Августа и пытавшегося «духом не рабским» перехватить у Тиберия императорскую власть. При этом, по словам историка, «огромная толпа черни» верила ему и ждала [31] . Спустя непродолжительное время в Брундизии и окружающих городах возникло движение рабов, во главе которого стал бывший солдат преторианской когорты Т. Куртизий. Вначале на тайных сходках, а потом открыто он стал призывать рабов к свободе. Любопытно замечание Тацита о том, что город Рим, куда были доставлены захваченные трибуном главари мятежников, «трепетал вследствие множества домашних рабов» [32] , скопившихся там.
31
Тацит. Анналы, II, 39–40.
32
Там же, IV, 27.
Еще более яркую картину общественных отношений в Риме второй половины I в. н. э. нарисовал Тацит в связи с делом префекта города Рима Педания Секунда, убитого одним из своих рабов. Согласно давнему установлению, впрочем, уже не исполнявшемуся, всех рабов его фамилии [33] , находившихся с ним под одной кровлей (а их насчитывалось 400 человек), должны были казнить. Однако сбежался народ, защищая «стольких невинных». В сенате, куда было перенесено дело, возникли колебания. Некоторые старались умерить излишнюю жестокость. Большинство же сенаторов высказалось за суровые меры. В этом отношении интересна своей аргументацией речь сенатора Гая Кассия. Он заявил, что хотя и раньше сознавал преимущество установлений и законов предков перед новыми декретами, однако, не желая вносить разноречие, он не противился и введению нового. Нынешний случай особый. Господин убит своим рабом, никто из живущих в доме рабов не предупредил его замысла и не выдал его. Более того, некоторые как будто готовы искать веские побудительные причины убийства и чуть ли не хотят сказать, что господин убит «за дело». Отмена старинного установления опасна, заявляет Кассий. «Если рабы станут нас предавать, то возможно ли будет нам жить одним среди более многочисленных, спокойным среди беспокойных, наконец, — если уж нам придется погибать не отмщенным среди виновных? Предкам нашим расположение умов рабов всегда казалось подозрительным, хотя бы они родились на тех же полях и в тех же домах и немедленно встречали любовь господ. А теперь, когда наши фамилии состоят из людей (чуждых) племен с совершенно другими обычаями, другими верованиями или не имеющими никаких (верований), то такую пеструю толпу можно удержать только страхом» [34] . Мнение Кассия взяло в сенате верх. Однако Тацит сообщает, что осуществить казнь было невозможно, так как «столпился народ и грозил каменьями и поджогом», и только вооруженные отряды, присланные Нероном, помогли провести казнь.
33
В состав фамилии в древнем Риме входили, кроме возглавляющей ее семьи свободных граждан, также и принадлежащие им рабы.
34
Тацит. Анналы, XIV, 44.